Глен Мид - Кровь фюрера

Внутри здания было невероятно холодно, поражал контраст между функциональной простотой внешнего вида здания и тем, что было внутри.

В центре помещения находилась клинообразная платформа. Пусковая установка, расположенная на платформе, удерживала под углом 45° продолговатую боеголовку, выкрашенную в серый цвет. Под платформой была бетонная яма размером три на три метра. Ее дно и боковые стенки были покрыты слоем асбеста. Майер знал, что это сделано для защиты от огня при взлете ракеты.

В плоской крыше был металлический люк, а стены здания изнутри были покрашены в серый цвет. Справа от установки стоял компьютер с системным блоком размером метр на метр. На системном блоке стоял монитор и стандартная клавиатура, а перед ним — два вращающихся кресла. От пульта управления к основанию установки тянулись кабель и тросы, которые должны были контролировать положение ракеты при запуске установки.

Рядом с компьютером на деревянном столе стоял серый телефон. Кессер открыл «дипломат» и развернул компьютерную распечатку с пометками от руки. Рядом с «дипломатом» стоял термос с черным кофе.

Кессер подвел Майера к компьютеру и сел на один из стульев перед монитором. Он щелкнул тумблером на панели управления, и монитор, мигнув, загорелся синим. На панели засветились огоньки.

— Я проверял программу, — сказал Кессер. — Все в порядке. Никаких сбоев.

— Это безопасно?

— Конечно.

Майер явно был напуган, и Кессер покачал головой.

— Боеголовка не активирована. — Он указал на экран. — Просто программа загружается. Это займет не более минуты.

Майер увидел, что экран монитора мигнул, затем по нему побежали непонятные цифры и значки. Наконец мелькание цифр прекратилось, и в верхнем левом углу экрана высветился белый курсор.

— Теперь программа запущена, — сказал Кессер, указывая на экран. — Смотри.

Он набрал серию команд, и экран опять мигнул, но на этот раз на голубом фоне появилась картинка. Майер увидел карту Германии с координатной сеткой. Голубой экран пересекали серые линии.

Кессер нажал на клавишу, и Майер услышал вверху приглушенное грохотание. Металлический люк на крыше начал открываться, в здание ворвался поток ледяного воздуха. Майер вздрогнул. Стало видно ночное небо с холодно мерцающими звездами.

Кессер снова набрал что-то на клавиатуре, и комнату наполнило электрическое жужжание мотора. Майер увидел, что серая ракета начала менять угол наклона, затем жужжание мотора прекратилось, и в комнате опять повисла тишина.

— А теперь посмотри на экран, — сказал Кессер.

Майер увидел, что на карте вокруг точки, обозначающей Берлин, появился крошечный белый круг. Белый круг помигал несколько секунд, а потом мигание прекратилось, но крут так и остался на карте.

— Наведена на цель, — пояснил Кессер. — В центре круга — точка попадания. Я могу увеличить масштаб, да ты и сам знаешь, как это все работает. Сейчас ракета направлена на район между Бранденбургскими воротами и южной стеной Рейхстага.

Майер глубоко вздохнул. Воздух в темном бетонном здании был очень холодным, так как металлический люк в крыше все еще был открыт. Подняв воротник полупальто, он почувствовал, что дрожит. От холода или от страха? Он не мог понять.

— Конечно, до взрыва дело не дойдет, — сказал Кессер. — Все они примут наши условия. Американцы, англичане, все остальные. Как только мы расскажем им, что собираемся сделать, так и будет, правда?

Майер не ответил.

Он подошел к установке. Повисла долгая пауза, а потом внезапно зазвонил телефон. Пронзительный звонок эхом разнесся по всему зданию. Наклонившись над столом, Кессер поднял трубку, послушал, что-то сказал, а потом повернулся к Майеру.

— Вас к телефону. Звонок особой важности.

Вылет самолета в Берлин тем вечером задержали, и в аэропорту Тегель они приземлились уже после восьми.

В аэропорту они взяли такси, и Фолькманн попросил водителя подождать, пока они зарегистрируются в маленькой гостинице возле Курфюрстендамм. Администратор дал им ключ от номера с видом на церковь Вильгельмскирхе.

Через полчаса они подъехали к домику на берегу озера.

Это было старое деревянное здание, с довоенных времен стоявшее на берегу Николасзее. Стены были выкрашены в коричневый и белый цвет, а окна были закрыты ставнями, чтобы защищать дом от ледяных порывов балтийского ветра, дувшего с озера зимой. На небе сгущались темные тучи.

Было невероятно холодно. Они вышли из такси, и Фолькманн попросил водителя подождать. Над дверью зажегся фонарь, и на крыльцо вышла пожилая женщина. Ей было, пожалуй, под семьдесят, но она хорошо выглядела для своего возраста. На ней было синее стеганое пальто. Стоя на крыльце, она потирала руки от холода и не открывала дверь до того момента, когда они подошли.

— Разрешите поблагодарить вас за то, что вы согласились принять нас так поздно, фрау Рихтер.

Женщина улыбнулась.

— Прошу вас, входите, герр Фолькманн.

В доме было тепло. Женщина проводила их в кабинет, из окон которого, судя по всему, открывался вид на озеро. Летом тут, должно быть, было хорошо, но зимой приходилось плотно закрывать ставни. На столе они увидели пепельницу с полудюжиной окурков. Вдоль стен разместились стеллажи с книгами, и Фолькманн заметил, что большинство из них о Третьем рейхе. На стене у окна висела черно-белая фотография в рамочке — Конрад Аденауэр, первый президент послевоенной Германии.

Фолькманн представил Эрику, и хозяйка дома, пожав ей руку, предложила им сесть.

Ханна Рихтер была высокой, у нее было красивое, но не очень женственное лицо. Седые волосы были собраны в пучок на затылке, что подчеркивало ее высокий лоб. Ярко-голубые глаза не утратили блеска, что свидетельствовало о том, что их обладательница была оптимисткой.

Через минуту в комнату вошла очень старая женщина, неся в руках поднос с тремя дымящимися чашками.

— Горячий шоколад, — пояснила Ханна Рихтер. — Это мой ежевечерний ритуал. Я подумала, что вам обоим стоит согреться перед тем, как ехать обратно. Хоть какая-то компенсация за то, что вы впустую потратите время. Это Хильдегарда, наша домработница. Она в нашей семье с тех времен, когда я была ребенком.

Они поблагодарили старушку, и та, улыбнувшись, пожелала им спокойной ночи и ушла.

Сделав несколько глотков, Ханна Рихтер внимательно посмотрела на гостей и закурила сигарету. Пальцы у нее были желтыми от никотина. Затянувшись, она повернулась к Фолькманну.

— Так где же ваша фотография, герр Фолькманн?

— Возможно, это и не имеет большого значения. Это снимок молодой девушки, сделанный одиннадцатого июля 1931 года.

Вытащив бумажник, Фолькманн передал ей фотографию. На ней молодая блондинка улыбалась в объектив, стоя на фоне гор. Солнце светило ей в глаза, а она держала кого-то за руку, но ее кисть видна не была. Взглянув на фотографию, Ханна подняла голову.