Иоганнес Зиммель - Человек, который рисовал миндальные деревца

У нее была удивительная улыбка. Казалось, будто на ее узком, с тонкими чертами лице восходит солнце. Глаза у нее были очень большие. И зубы красивые, и широкий рот с сочными губами. На ней было красное платье и жемчужное ожерелье. Едва увидев ее, я понял, что она наполнена каким-то почти неземным блаженством. Она была высокая и стройная. Седые волосы одевали ее голову словно шлем и чуть отливали нежным лиловым цветом. Покуда проводник занимался моим билетом, я увидел в темном окне, перед которым стояла дама и по которому хлестал дождь, ее отражение. И с удивлением заметил, что она меня разглядывает. Сам я эту даму не знал. Я никогда ее раньше не видел. Я улыбнулся ее отражению. Она улыбнулась в ответ.

- Когда прикажете вас разбудить, мосье? - с такими словами обратился ко мне проводник, носивший при себе тетрадь с именами пассажиров.

- Пожалуйста, в Сен-Рафаэле.

- Завтрак?

- Да, пожалуйста.

- Кофе или чай?

- Чай с молоком.

- Как и мне, - промолвила дама в красном платье.

- Совершенно справедливо, как и мадам Коллинз, - сказал лысый проводник. Кстати, мадам тоже пожелала, чтобы ее разбудили в Сен-Рафаэле.

- Да, тогда у меня еще будет много времени до Канн. Кстати, мосье, вы тоже едете в Канн?

- Совершенно верно, мадам...

- ...Коллинз, Роберта Коллинз.

Она говорила по-французски с заметным американским акцентом.

- Руайан, - сказал я, - Роже Руайан.

- Господа желают сейчас еще чего-нибудь?

Но прежде чем я успел открыть рот, она ответила:

- Я с удовольствием выпила бы шампанского. - И взглянула на меня. Ее большие глаза были зеленого цвета.

- Не сочтете ли вы, что я веду себя ужасно, если приглашу вас на шампанское, мосье Руайан?

- Очень любезно с вашей стороны, миссис Коллинз. Конечно же, я с радостью приму ваше приглашение, - ответил я.

Ее улыбка стала еще ярче.

- Вот и прекрасно. А шампанское у вас есть?

- Ну разумеется, мадам, - и проводник перечислил три марки.

- "Поммери", - сказала миссис Коллинз.

- Сию секунду, мадам. Бутылку "Поммери". - И проводник умчался.

Миссис Коллинз наверняка было лет пятьдесят, но она выглядела гораздо моложе. Она выглядела так, будто ей только-только сравнялось сорок. Ну, лицо она, без сомнения, подтягивала, причем у первоклассного хирурга-косметолога. А выдавали миссис Коллинз ее руки. С руками ничего не поделаешь! Ей пятьдесят, думал я про себя. Как минимум пятьдесят.

Теперь наш поезд ехал очень быстро.

Проводник принес шампанское, ведерко с кубиками льда и два бокала. Он искусно открыл бутылку и дал мне пригубить.

- Все в порядке, мосье?

- Все в порядке.

- Тогда позвольте мне... - Он налил оба бокала до половины, поставил бутылку в ведерко со льдом и согнулся в поклоне.

- Если господа пожелают еще чего-нибудь, вот звонок.

- Спасибо, - сказала миссис Коллинз, - большое спасибо, Затворите, пожалуйста, за собой дверь.

- Слушаюсь, мадам. - И он исчез.

Чуть покачивалась постель, на которой мы оба сидели, и колеса торопливо стучали.

- Давайте выпьем за меня, - сказала миссис Коллинз, - за меня и за мою новую жизнь. Понимаете, мосье Руайан, я начала новую жизнь. Вы согласны выпить за то, чтобы она была хорошей, эта новая жизнь?

- Чтобы она была прекрасной, миссис Коллинз.

- Такой она и будет, - сказала она, и снова такая же улыбка. - Ну тогда выпьем за мою прекрасную новую жизнь. Sante , мосье Руайан!

- Sante, миссис Коллинз.

Мы выпили.

- Ну и напиток, - сказала миссис Коллинз. - Неужели вы не находите, что это божественный напиток?

- Конечно, нахожу, миссис Коллинз.

Буря завывала вокруг поезда, дождь гулко стучал в окно за спущенными жалюзи. Миссис Коллинз отставила свой бокал. Я дал ей огня для очередной сигареты.

- А вы не курите?

- Больше не курю. Бросил.

Колеса громыхали, громыхали, громыхали...

- Я видела у вас пишущую машинку. Вы писатель?

- Да, миссис Коллинз.

- А что вы пишете? Романы? Не обижайтесь на меня, я еще ничего вашего не читала. Писателей на свете так много...

- Я пишу научно-популярные книги. Естественные науки...

И это была ложь.

- О, - сказала она и отхлебнула из своего бокала. - Я никогда не читаю таких книг. Они выходили на других языках?

- Да, миссис Коллинз.

И это была вторая ложь.

- А в Америке их можно достать?

- Разумеется.

И это была третья ложь. Потому что я в жизни не писал научно-популярных книг. Я был одним из новых авторов на редкость успешной серии романов в мягкой обложке под общим названием "Affaire Top Secret". Каждую неделю на свет появлялась очередная брошюра из этой серии. "Affaire Top Secret" продавалась на вокзалах и в газетных киосках. Серия имела даже больший успех, чем знаменитая "Brigade mondaine" . Мы выпускали неслыханную дрянь. А вот много лет назад я писал настоящие романы. И никто не желал их читать. Теперь же на изготовление очередной брошюры у меня уходило примерно три недели.

Но главное мое занятие было из совершенно области другой и приносило мне куда больше денег. Я считался специалистом по доведению до ума неудачных фильмов. Не существовало пленки, которой я не мог бы привести в божеский вид настолько, чтобы монтажер потом спокойно склеил куски в должной последовательности. Я стяжал общенациональную славу как спаситель продюсеров, которые в ходе съемок вдруг обнаружили, что своенравный режиссер слишком далеко отошел от сценария. На этот случай существуют договоры с актерами, с техниками, со студией, и потому каждый день, когда не идут съемки, означает гигантский ущерб для кинокомпании. Я был ангел-спаситель всех труждающихся и обремененных, всех взысканных несчастьем продюсеров. Чтобы вызволить из беды очередного несчастливца, я и ехал сейчас в Канн. Там уже четыре дня назад были приостановлены съемки баснословно дорогого фильма.

- Боюсь, что у вас возникнет обо мне ошибочное представление, - сказала миссис Коллинз. - Я, наверно, произвожу на вас престранное впечатление.

- Нет, вы производите на меня впечатление человека, который знает, что впереди у него большая радость.

- Большая радость, - протяжно повторила она. - Пожалуй, вы правы. Я навсегда возвращаюсь к мужчине, которого любила больше всех.

- Вот давайте за это и выпьем, - сказал я и наполнил бокалы. Теперь шампанское стало по-настоящему холодным.

Миссис Коллинз улыбнулась и открыла свою сумочку из крокодиловой кожи. Оттуда она достала кусок картона размером с почтовую открытку. С одной стороны кусок, как я заметил, был исписан, на другой же я увидел миндальное деревце, нарисованное светящейся акварелью, тонкие веточки - черной, маленькие листочки - красно-коричневой, а обильные цветы - светло-розовой. Рисунок заворожил меня своей атмосферой. Мне показалось, будто все растущее и зарождающееся, все милое и хорошее, что есть на свете, сосредоточилось в этом деревце, над которым парило нежно-голубое небо. Глядя на это деревце, ты невольно испытывал радость. Оно заставляло позабыть все темное и печальное. Это был символ надежды. Я долго разглядывал его и чувствовал, как во мне оживают радость и тепло. Радость жизни, воспоминания о давно минувшем, но лишь о том, что было прекрасно, что приносило счастье.