Андре Мальро - Надежда

— Ну, хватит, — сказал Негус, — работа приличная, но не серьезная.

Возвратились те, кого Пуч посылал в разведку. «Позади орудий, там, справа, не больше десятка солдат».

По-видимому, фашистов было слишком мало, чтобы охранять все прилегающие улицы. Барселона — город, похожий на шахматную доску.

— Прими командование, — сказал Пуч Негусу. — Я попытаюсь пробраться к ним; подойди как можно ближе к орудиям и, когда мы зайдем в тыл, двинь на них.

Он ушел с пятью товарищами.

Негус со своими людьми двинулся вперед.

Не прошло и десяти минут, как машина Пуча с пулеметом у ветрового стекла, смяв охрану, летела прямо на орудия; ее кузов неистово раскачивался из стороны в сторону. Растерявшиеся солдаты и прислуга попытались повернуть орудия.

Пуч видел их, уже не укрытых щитами пушек, фигуры надвигались на него, как с экрана. Надвигался и стрелявший фашистский пулемет. Четыре круглых отверстия в ветровом стекле. Наклонившись вперед, проклиная свои короткие ноги, Пуч изо всех сил нажал на газ, словно хотел продавить пол машины и очутиться рядом с товарищами по ту сторону орудий. Еще два отверстия в треснувшем стекле. Судорога в левой ноге, руки, вцепившиеся в руль, дула винтовок у самого ветрового стекла, грохот пулемета в ушах, покачнувшиеся дома и деревья, стая голубей, меняющих направление полета и цвет оперения, крик Негуса…

Придя в сознание, Пуч вернулся в революцию, увидел захваченные орудия. Он только сильно ударился затылком, когда машина перевернулась. Двое из его товарищей были убиты. Негус перевязывал ему голову.

— Вот ты и в тюрбане. Стал арабом. Ну, а в остальном все в порядке.

В другом конце проспекта проходили бойцы гражданской и штурмовой гвардии. Офицеров и людей в штатском уводили в управление общественной безопасности, а обезоруженных солдат — в казармы. Солдаты шли, разговаривая с конвоировавшими их рабочими, которые распределили между собой захваченные у них винтовки. Все остальные вновь отправились на площадь Каталонии.

Там положение не изменилось, только убитых стало еще больше. На этот раз Пуч прошел с улицы Грасиа, на углу которой находился отель «Колумб».

Громкоговоритель выкрикивал:

«Эскадрилья Прата перешла на сторону защитников народной свободы».

Прекрасно, но где она?

Снова из всех улиц вокруг отеля двинулись анархисты, социалисты, мелкие буржуа в крахмальных воротничках, крестьяне; близился полдень, и крестьян становилось все больше. Пуч остановил своих людей. Волна наступавших, сметенная огнем трех пулеметов, отхлынула, оставив после себя убитых.

Брошенные из окон фашистские листовки, подобно стае голубей, медленно кружились в воздухе и падали на деревья.

Впервые Пуч чувствовал, что это не безнадежная попытка, как в 1934-м, как всегда: победа была возможна. Несмотря на то, что он вычитал у Бакунина (вероятно, Пуч был единственным в отряде, хоть кое-как прочитавшим его книги), революция в его глазах всегда была жакерией [26] Жакерия (от Жак-простак, прозвища, данного крестьянину французскими дворянами) — крестьянские восстания во Франции в 1358 г., вызванные усилением феодального гнета и разрухой в период Столетней войны. Мальро употребляет это слово для обозначения стихийной народной борьбы. . Перед лицом безнадежного мира он ждал от анархии только примеров героического бунтарства; все политические проблемы разрешаются, по его разумению, личной отвагой и силой характера.

Он вспомнил, как Ленин приплясывал на снегу в тот день, когда Советы просуществовали на сутки дольше Парижской коммуны. Сегодня речь шла уже не о примерах героизма, а о необходимости победить. Но если бы его люди пошли на штурм, как те, другие, они погибли бы вслед за теми, так и не взяв отеля.

По двум бульварам, сходящимся на площади у отеля «Колумб», и по пересекающей их улице Кортесов одновременно подошли три отряда гражданской гвардии. Пуч смотрел на блестевшие под солнцем треуголки своих давних врагов. Судя по тому, что их встречали приветственными криками, они были на стороне правительства. На площади воцарилась такая тишина, что слышен был полет голубей.

Фашисты тоже молчали, изумленные тем, что силы охраны порядка на стороне правительства. И они прекрасно знали, что гражданские гвардейцы — отличные стрелки.

Полковник Хименес, прихрамывая, поднялся по ступеням сквера и направился к отелю. Он был без оружия. Он прошел треть площади — никто не стрелял. Потом с трех сторон сразу возобновился пулеметный огонь. Пуч взбежал на второй этаж дома, перед которым стоял. Из всех своих врагов анархисты больше всего ненавидели гражданскую гвардию. Полковник Хименес был ревностным католиком. И вот сегодня они сражались вместе, связанные странным братством.

Хименес обернулся; он поднял свой жезл командира гражданской гвардии, и люди в треуголках из всех трех улиц бросились вперед. Хименес, все так же прихрамывая (Пуч вспомнил, что гвардейцы звали его Старым Селезнем), снова шел к отелю, один под пулями посреди огромной площади. Левый фланг гвардейцев продвигался вдоль центральной телефонной станции, правый — вдоль здания «Эльдорадо». Отвесно стрелять нельзя, и пулеметчикам с «Эльдорадо» следовало бы вести огонь по левому флангу гвардейцев. Но каждая из фашистских групп старалась защитить себя, вместо того чтобы помогать своим же.

Пулеметы отеля «Колумб» стреляли то по правому, то по левому флангу без особого успеха: гвардейцы наступали не цепью, а колонной, умело пользуясь прикрытием деревьев; за ними шли анархисты, выходившие теперь из всех улиц; одновременно перед Пучем, грохоча сапогами, беглым шагом прошли гвардейцы с улицы Кортесов. В них никто больше не стрелял. Посреди площади, прихрамывая, прямо вперед шел полковник.

Через десять минут отель «Колумб» был взят.

Гражданская гвардия занимала площадь Каталонии. Ночная Барселона наполнилась пением, криками и выстрелами.

Вооруженные добровольцы, служащие, рабочие, солдаты, штурмовые гвардейцы проходили по площади, освещенной огнями кафе. За всеми столиками сидели гвардейцы и пили вино.

Полковник Хименес тоже пил в маленьком зале на втором этаже, превращенном в командный пункт. Он руководил всем районом; вот уже в течение нескольких часов командиры отрядов приходили к нему за распоряжениями.

Вошел Пуч. На нем была кожаная куртка, грязный окровавленный тюрбан и револьвер — костюм, не лишенный романтизма. В таком наряде он казался еще ниже ростом и коренастее.

— Где теперь необходима наша помощь? — спросил он. — У меня тысяча человек.

— Нигде, пока все в порядке. Они попытаются выйти из казарм, по крайней мере из Атарасанских.

Лучше всего подождать с полчаса, сейчас неплохо иметь и ваш резерв помимо моего отряда. Кажется, они взяли верх в Севилье, Бургосе, Сеговии и Пальме, не говоря уже о Марокко. Но здесь они будут разбиты.