Андре Мальро - Надежда

Глухо прогремели три дальних взрыва, словно удары театрального гонга, возвещающие о начале спектакля; дверь открылась, вошли корреспонденты. На низком столе стояли стеклянные цветы, покуда уцелевшие; они позвякивали при каждом взрыве. Запах горящего города врывался вместе с дымом в разбитые окна.

— Если какая-то из линий освободится, — сказал Гарсиа, — того, кто ее заказывал, сразу же вызовут. Как вам известно, я собираю вас лишь тогда, когда хочу ознакомить с документами. Прежде чем огласить тот, ради которого я попросил вас о встрече, я хотел бы, с вашего разрешения, обратить ваше внимание вот на какое обстоятельство. С начала войны, согласно фашистским коммюнике, мы уничтожили самолеты противника на девяти аэродромах. Севилью подвергнуть бомбардировке легче, чем севильский аэродром; так вот, если и есть вероятность, что наши бомбы, не попав в военный объект, ранили кого-то из гражданского населения, то, по крайней мере, мы никогда не подвергали систематической бомбардировке ни одного испанского города.

Документ у меня в руках. Сейчас оглашу его. Прошу каждого из вас ознакомиться с оригиналом. Впрочем, нашими заботами он будет показан в Париже и Лондоне, можете не сомневаться. Это просто-напросто циркуляр, адресованный старшим офицерам мятежников. Данный экземпляр был изъят двадцать восьмого июля у офицера Мануэля Карраче, взятого в плен на Гвадалахарском фронте.

«Одно из главных условий победы состоит в том, чтобы подорвать боевой дух войск противника. Противник не располагает ни живой силой, ни боевыми средствами в количестве, достаточном, чтобы оказывать нам сопротивление; тем не менее нужно неукоснительно выполнять нижеследующие указания.

Чтобы занять Hinterland [111] Тыл, внутренние районы страны (нем.). , необходимо внушить населению своего рода целительный ужас. Правило первостепенной важности; все используемые средства должны быть в высшей степени наглядными и впечатляющими.

Любое место, находящееся на путях отступления противника, и, расширительно, любое место, находящееся за фронтом противника, должно расцениваться как часть полосы наступления. В связи с этим не следует делать различия между населенными пунктами, в которых находятся войска противника, и теми, где таковых нет. Паника среди гражданского населения на путях отступления противника весьма благоприятствует деморализации личного состава.

Опыт недавней войны показал, что урон, случайно причиненный санитарным автомашинам и средствам эвакуации раненых противника, оказывает сильное деморализующее действие на личный состав.

По вступлении в Мадрид командиры частей и подразделений должны немедленно оборудовать на крышах находящихся в подозрительных кварталах зданий, включая здания общественного назначения и каланчи, пулеметные гнезда, которые держали бы под прицелом все прилегающие улицы.

При попытке сопротивления со стороны гражданского населения следует немедленно открыть огонь. Поскольку в рядах противника сражается значительное количество женщин, считаться с их полом не следует. Чем более жесткую позицию мы займем, тем быстрее будет подавлено всякое сопротивление со стороны населения, тем ближе торжество дела обновления Испании».

— Добавлю, — сказал Гарсиа, — что, на мой взгляд, с фашистской точки зрения эти инструкции вполне логичны. По личному моему мнению, террор входит в число средств, к которым мятежники прибегают систематически и целенаправленно с первого же дня, и здесь вы оказались зрителями трагедии, генеральная репетиция которой имела место в Бадахосе. Но оставим в стороне личные мнения.

Журналисты уже направлялись к двери, когда он добавил:

— Вам будет передано также интервью с Франко от шестнадцатого августа, то, которое начинается словами: «Я никогда не подвергну бомбардировкам Мадрид: там есть невинные…»

Снаряды еще падали, но в удаленности около километра; на центральной на них больше не обращали внимания.

Вошел секретарь.

— Звонил полковник Маньен? — спросил Гарсиа.

— Нет, господин майор, интернациональная эскадрилья сражается в Хетафе.

— Лейтенант Скали не появлялся?

— Звонили из Алькала: он заедет около десяти. Но здесь доктор Нейбург.

Доктор Нейбург, возглавлявший одну из миссий Красного Креста, прибыл из Саламанки. В былые времена Гарсиа встречался с ним на двух конгрессах в Женеве. Майору было известно, что Нейбург видел в Саламанке очень немногое; но он хотя бы подолгу виделся там с Мигелем де Унамуно.

Недавно Франко отстранил величайшего испанского писателя от должности ректора университета. И Гарсиа знал, какой угрозой стал теперь фашизм для этого человека, который какое-то время был на его стороне.

— Вот уже полтора месяца, — рассказывал медик — он лежит в маленькой комнатке и читает… После отставки он сказал: «Я выйду отсюда только мертвым либо приговоренным». И лег. И не выходит. Два дня спустя после его отставки в Университете воцарилось Сердце Христово…

Украдкой Нейбург разглядывал в единственном зеркале, которое было в кабинете, свое узкое бритое лицо — доктору хотелось бы, чтобы оно дышало умом, но оно казалось развалиной его молодости. В руках у Гарсиа было какое-то письмо, которое он вынул из бумажника в начале разговора.

— Когда я узнал, что вы приедете ко мне, — сказал он, — я порылся в нашей переписке прошлых лет. И нашел вот это письмо десятилетней давности, написанное им в изгнании. Вот что говорится в середине:

«Есть лишь одна справедливость — истина. А истина, по слову Софокла, сильнее, чем разум. Точно так же как жизнь сильнее, чем наслаждение, и сильнее, чем боль и скорбь. Стало быть, мой девиз — истина и жизнь, а не разум и наслаждение. Лучше жить в истине, даже если придется страдать, чем умствовать в наслаждении либо находить счастье в разуме…»

Гарсиа положил письмо перед собой на полированную столешницу, в которой отражалось красное небо.

— В этом и состоит суть речи, из-за которой он получил отставку, — сказал врач. — «Возможно, у политики есть свои требования, сейчас мы не будем этого касаться. Наш университет должен служить истине… Мигель де Унамуно не мог бы находиться на той стороне, где ложь. А что до зверств красных, которыми нам прожужжали уши, знайте, что самая неграмотная милисиана — даже если это, как тут говорят, проститутка — когда она сражается с винтовкой в руках и рискует жизнью во имя того, что избрала, духовно не так ничтожна, как те женщины, которые позавчера у меня на глазах прямо с банкета, на котором красовались в бальных туалетах с оголенными руками, всю жизнь соприкасавшимися с цветами да тончайшим бельем, отправились смотреть, как расстреливают марксистов…»