Елена Стефанович - Девочка из КВД

Аня почувствовала вдруг какую-то неодолимую, буквально смертельную усталость. Кивком головы поблагодарив отца за всё, она закрыла глаза и положила голову на сложенные лодочкой ладони — отец понял, что она устала и хочет лечь спать.

— Хорошо, хорошо, доченька! — кивнул он ей и на цыпочках вышел из комнаты.

А Нюшка-Мочалка, всё пытающаяся стать прежней Аней, упала на кровать и тупо уставилась на сверкающие обертки.

Неужели отец с матерью так никогда ничего и не поймут?

…Так или иначе, жизнь продолжалась. Утром родители, торопливо почаевав, уезжали на работу — на собственной машине. Чувствовалось, что эта проклятая консервная банка на четырех колесах заняла в их сердцах очень прочное место. Если, например, отец озабоченно говорил матери вечером: "Знаешь, чего-то мотор в "Жигуленке" постукивает!", та бледнела и всплескивала руками: "Да ты что! А ты советовался с кем-нибудь?". "Да советовался, — чесал в затылке отец, — да что толку от умных разговоров? Надо хорошего мастера поискать!" — "И то, отец, поищи, поищи!" — согласно кивала мать. И до тех пор, пока не находился знающий механик, который устанавливал, что стучит мотор из-за самой что ни на есть пустяковой штучки, пока он эту штучку не устранял — в семье хранилось похоронное настроение. После устранения неисправности, снова садясь в машинёшку, мать, не стесняясь соседей, осеняла себя широким крестом и командовала отцу: "Ну, поехали. Да смотри — и тихо, тихонечко поезжай, береги машину!.."

Да, похоже было, что Анино место в родительском сердце прочно заняла эта жестянка. Аня, правда, не, слишком и страдала от такого положения. Ей главнее было, чтоб не трогали ее, чтоб никто к ней не лез, не задевал ее болящей души, а там — хоть трава не расти…

Всё бы ничего, но пронесся среди соседей слух, что пропавшая несколько лет назад соседская девчонка Анечка вернулась домой, но никому на глаза почему-то не показывается. Предположения, одно другого нелепее, долго бродили из подъезда в подъезд, и первой, плюнув на все условности, решила выяснить правду ближайшая соседка Аниных родителей — баба Дуся. Она буквально с рождения знала Аню, очень часто родители оставляли малышку у бабушки, когда спешили в кино или на концерт. А потом, когда Аня пошла в школу, баба Дуся контролировала, поела ли девочка после школы, переоделась ли… Кому же как не ей, старухе, узнавать о судьбе названной внучки?

Сказано — сделано. И однажды утром, едва за отцом и матерью захлопнулась входная дверь, в квартире раздался звонок. Аня, решив, что это вернулся кто-то из родителей, подошла и открыла. И вот тут на пороге возникла баба Дуся.

Аня еще ничего не успела понять — старуха, цепким взглядом окинув ее донельзя изуродованное лицо, тросточку, при помощи которой девочка всё еще с трудом передвигалась по квартире, взревела, схватила Аню в свои могучие объятия: "Ой, деточка ты моя, касаточка… Что с тобой сделали злые люди?!.. Девочка моя хорошая, какая ты была красавица, какая была миленькая, а сейчас?!.."

Баба Дуся явно вошла в раж. Она всплескивала руками, орала, заливалась слезами, топала ногами… а глаза ее в это время очень внимательно, разумно и беспристрастно ощупывали Анину фигуру, лицо, еще дрожащие от слабости ноги…

Наконец, прокричавшись, прорыдавшись, как-то очень быстро сообразив, что Аня — немая, и слова от нее не добьешься, расцеловав девочку и пригласив ее в гости как когда-то, старуха, подпрыгивая от нетерпения, резво понеслась разносить по дому невероятную новость: у ее соседей откуда-то взялась совсем было пропавшая дочь Аннушка. "Изуродована вся — страсть! Страшила!" — при этих словах баба Дуся даже зажмуривалась и качала головой. — А ведь отец с матерью ничего такого о ней не рассказывали… Интересно, что это с девочкой содеялось?"

И загудел, заволновался большой городской двор… Недели три главной темой всех разговоров была откуда-то нашедшаяся Аннушка. Пуще всего донимало всех любопытство: ну, что это такое, люди переживают, волнуются, а девчонка эта зловредная даже на балкон не выйдет, не покажется! Тоже, понимаешь, царевна-королевна какая нашлась!.

Но с течением времени и этот ажиотаж потихоньку сошел на нет, поскольку других интересных событий хватает. Вон в шестом подъезде, например, старик шестидесяти восьми лет женился на двадцатилетней медсестре. Вот уж где всласть почесали языки!..

Незаметно прошли три месяца. Аня научилась, наконец, обходиться без тросточки, стала понемногу возиться с домашними делами. Родители не могли нарадоваться, вечером возвращаясь домой, где их ждал весьма неплохой ужин.

Но самое главное — Аня пристрастилась вдруг к чтению. Удивительно: сколько раз бывало в школе на уроках литературы твердили им учителя, что чтение — главный и самый важный вид самообразования, что малоначитанный человек смешон, безграмотен — разве слушали они тогда своих учителей! И вот сейчас, лишь в шестнадцать лет, пройдя, как говорится, огонь, воду, медные трубы и волчьи зубы, — лишь сейчас она по-настоящему может понять, почувствовать аромат, вкус русского слова, великой русской речи. Толстой, Дюма, Есенин, Драйзер, Пришвин, Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Грин, Шолохов — в общем, вся нехитрая домашняя библиотечка была ею буквально проглочена за очень короткий срок. Истосковавшийся по работе разум просил всё новой и новой пищи. Но где же, у кого брать книги?

Когда у Ани первый раз мельком пронеслось воспоминание о Наталье Владимировне, в квартире которой она так долго и трудно поправлялась, она вспомнила, что в соседней комнате у нее были — до самого потолка! — полки с разноцветными книжными корешками. Вот бы добраться до этих книг…

Но, едва возникнув, эта мысль была задавлена яростным Аниным: "Нет!!! Ни за что, никогда на свете не зайду в этот дом!!!"

Хотя, если честно, Ане очень хотелось увидеть Наталью Владимировну и, как ни странно, Славку. С ним-то сейчас — что? Как он, где он? Она боялась признаться самой себе, что ненависть к этому качку у нее давно улетучилась, осталась только грусть по потерянному, поруганному детству, по искалеченной детской привязанности и дружбе…

Но поначалу, едва возникнув, эта мысль была яростно запрятана Аней в самые дальние тайники души. Нечего ей делать у Натальи Владимировны! И Славку видеть — зачем, к чему? Это просто безумие! Обойдется она и без них…

Но вот с наступлением майских теплых дней Аня прочитала последнюю книжонку, которую ей удалось найти дома, и по-настоящему затосковала. Уже несколько месяцев она сидела в квартире и носу не высовывала на улицу. Родителей, конечно, это только радовало, но самой себе ей пришлось признаться, что очень-очень-очень хочется тихим теплым вечером выбраться в знакомый с самого раннего детства двор, побродить в скверике, подышать свежим воздухом… Никого из людей видеть ей не хотелось, но погладить какую-нибудь дворовую кошку, собаку, как когда-то, не так уж и давно… Ведь ее, Аннушку, все окрестные собаки и кошки знали. Стоило ей выйти во двор, и со всех сторон неслись к ней разноцветные ласковые Мурки, Шарики, Дружки и Найды. А она угощала их припасенным из дома хлебом, напевала им песенки, и они сидели вокруг нее, ловя ее взгляд, виляли хвостами и терлись об ее ноги…