Юхан Борген - Темные источники (Трилогия о маленьком лорде - 2)

- А теперь, дорогие дамы, прошло еще двенадцать часов... - Кристина хлопнула своими белыми руками. - Масло готово! Во вторник мы продолжим демонстрацию показом рыбной муки Накко!

Разочарование и восторг смешались в общем смехе. Женщины поднялись со скамеек и стали протискиваться вперед, чтобы попробовать готовое масло. Молодые опрятные помощницы в белых халатах выпорхнули из кухни с тарелочками и ложками. Вилфред поглядел на мать. Голос Кристины перекрывал общий гомон:

- Прошу вас, дорогие дамы, каждая может подойти и попробовать!

Теперь зал огласили вздохи и стоны восторга. Женщины устремились вперед, оттесняя тех, кто уже успел отведать лакомство. Вилфред все еще ощущал гортанью блаженный вкус обеда и коньяка.

- Мама, ты должна попробовать, - шепнул он.

Это было как когда-то в Тиволи: внутри клуба посвященных они вдвоем составляли как бы тайное сообщество, обособленное от всех, но зато и обойденное чувством товарищества, возникшего между остальными незнакомыми друг с другом людьми. Вилфред почувствовал легкий укол при этой мысли. Так бывало всегда.

К ним подошла Кристина: в руке она держала тарелку с желтой кашицей.

- Как это мило, что вы пришли! - сказала она. Но при этом метнула на Вилфреда быстрый испытующий взгляд, пытаясь предугадать смену выражений на этом лице, которой так боялись и она, и другие члены семьи и которая в мгновение ока могла превратить радость в стыд.

- Кристина! - сказал Вилфред, лучезарно улыбаясь. - Какой же ты молодец! Демонстрация была просто чудом искусства.

Она улыбкой отклонила его восторг.

- Ты думаешь, тебе удастся отделаться от меня и не попробовать? поддразнила она. - И тебе, Сусанна!

- Да нет же, я непременно попробую! - воскликнул он, схватив тарелку и ложку и, зажмурив глаза, решительно отправил содержимое тарелки в рот. Чтобы избежать риска, он проглотил его, не жуя.

- Изумительно! - воскликнул он. - Теперь ты, мама! - Он быстро взял тарелку у одной из женщин. Фру Саген смотрела на него, лишившись дара речи. Неужели они в заговоре? Она с сомнением приподняла вуаль до кончика носа и подозрительно уставилась на желтую кашицу на тарелке. - Смелее, одним глотком, - весело подзадоривал Вилфред. - Уверяю тебя...

Но она не последовала его совету, она отважно положила кашицу в рот и стала медленно жевать.

- Дорогая Кристина, - с удивлением сказала она, - право же, это чудесно, совсем никакого вкуса.

Те, кто стоял близко, рассмеялись. Замечание быстро облетело зал.

- Пусть будет так, - сказала Кристина, взяв тарелки у них из рук. - Это самое большее, чего можно требовать от пищи в наше время. - Она засмеялась. И все вокруг радостно засмеялись в ответ: они были точно цыплята, жмущиеся к наседке. Им предстояло попробовать другие блюда, те, что приготовлены из сельди.

За всеми столами чавкали и причмокивали. Возгласы восторга вознаграждали усилия организаторов. - "Совсем как мясной фарш!" - произнес чей-то голос. - "Подумать только, и это селедка", - отозвался другой. "Селедка очень хорошая еда!" - заметил третий.

- Селедка - еда превосходная, - тотчас вмешалась Кристина. - И питательная, и полезная. Но представьте себе, милые дамы, что вы едите селедку каждый день. Я хочу сказать, селедку в виде селедки...

Единодушный вопль отвращения был ответом на ее слова. "Она снова объединила их в своем торжестве, нет - в их общем торжестве", - подумал Вилфред. В том-то и смысл того, что она делает: им кажется, будто они сами причастны к происходящему. Эта мысль засела в нем. Мастерица на все руки эта Кристина, его тетка Кристина, которую он когда-то любил. Она и в Судный день будет с такой победоносной уверенностью распоряжаться своей лютней или своими кастрюльками, что отвратит гнев господень. И тут на мгновение его кольнуло воспоминание, как однажды весенним вечером он застал ее, одинокую, в слезах, на ступенях веранды, а доносившиеся к ним из комнат отзвуки детского бала надували парусами легкие занавески.

- Неужели ты сама изобрела все эти блюда из селедки? - восторженно спросил он со своей неизменной склонностью переигрывать. Он знал, что это будет истолковано превратно и они решат, будто он их дурачит. Но теперь она чувствовала себя уверенной и спокойно взглянула в его сияющее лицо.

- Дорогой мой мальчик, сама я вообще ничего не изобрела, - сказала она. - И по правде сказать, я терпеть не могу, когда вещи выдают себя не за то, что они есть на самом деле. Как, впрочем, и люди, - добавила она.

Они постояли вдвоем в стороне от всех. Фру Саген с напряженным любопытством разглядывала столы, где стояла еда, которой, судя по всему, вынуждены питаться другие люди: для нее это было равносильно путешествию к дикарям в неведомые страны.

- Вот как, - неуверенно отозвался он. - И люди также?

- Да, - подтвердила Кристина без улыбки. - Суррогаты - самая скверная штука на свете, но они, безусловно, необходимы, даже если люди, подобные вам...

- А ты сама, Кристина? - поддразнил он ее. - Сама ты часто ешь селедку?

- Ем - но только в виде селедки, - ответила она в том же тоне. - Я люблю, чтобы селедка была селедкой. - Нынче вечером во всем, что она говорила, был какой-то скрытый смысл. А может, она так говорила всегда. Все это было давным-давно. Он вспомнил ее маленькую комнату на Арбиенсгате, навеки пропитавшуюся ароматом какао. Вспомнил, что она завела себе собачонку... Неужто она вот так и живет среди своих почитательниц, всегда окружена и всегда одна-одинешенька?

- Надеюсь, ты проведешь этот вечер со мной и с мамой, - предложил он неожиданно для себя самого: у него были совсем другие планы.

Она посмотрела на него, тоже с неожиданной нежностью.

- Думаешь, это будет удобно, Вилфред?

Он за руку вытянул мать из женской толпы.

- Кристина пойдет с нами! - восторженно сказал он. Фру Саген тотчас выказала радость, какую от нее ждали. - Мы угостим ее селедкой! - негромко и весело воскликнул Вилфред. Он хотел нынче вечером доставлять радость им обеим. - Только имей в виду - селедкой, которая будет селедкой... - Он бросил заговорщический взгляд на Кристину, которая засмеялась в ответ.

Мать покосилась на них с подозрением. Ее всегда пугали приливы его восторженности. "Он никогда не умеет вовремя остановиться", - говорил дядя Мартин.

- Насчет селедки ничего обещать не могу, - спокойно ответила она. - Но что верно, то верно, Кристина, у тебя золотые руки. За что ты ни возьмешься, все у тебя спорится. Неужели ты проделываешь это каждый вечер?

- Три раза в неделю, дорогая, - ответила Кристина, умеряя ее восторги, но обрадованная похвалой. - А по утрам мы готовим настоящую еду, которую распределяем среди самых нуждающихся.

Вилфреда кольнуло в сердце. Он подумал о своих приятелях и о многих, многих других завсегдатаях ресторанов, расположенных в пяти минутах ходьбы отсюда. Наступал тот самый час, когда обеденные залы заполнялись до отказа и усталые официанты, с потускневшей улыбкой подносящие шампанское бледнолицым бездельникам, которые проводят время на бирже и у неумолкающих телефонов, всерьез брались за дело. Его место за столом, за любым столом, где поднятая рука означает: еще шампанского, сейчас пустует. Он вызвал бы Селину девушку с дразнящими волосами и дразнящим телом. Но сейчас ему не хочется предавать своих. Он вернулся в свое благонравное детство, в ту его часть, где все было благонравно.