Эми Хармон - Другая Блу

Они были в сувенирном магазинчике, рассматривали мои работы. Тиффа провела рукой по одной из них, что-то говоря Уилсону, хотя я и не могла расслышать слов. Меня опять накрыло смущение, ужас и восторг смешались в груди. Я отвернулась, не желая больше ничего видеть. Время близилось к закрытию, кафе почти опустело, так что я и дальше пряталась в кухне, выполняя свои обязанности по сдаче смены в ожидании их ухода. Где-то полчаса спустя Джослин, менеджер вечерней смены, ворвалась через двойные двери в кухню, не переставая улыбаться.

– Боже мой! Боже мой, Блу! Та дама в меховой шубе! Она только что купила все твои работы! Все! Она оплатила все карточкой и сказала, что пришлет за ними завтра. Ты только что заработала тысячу долларов! Там их было десять! Она попросила, чтобы я на калькуляторе посчитала сумму, а еще она добавила двести долларов чаевых, потому что, она сказала, «цена чудовищно низкая»!

Она загибала пальцы, перечисляя цитаты.

– Она купила их все? – пискнула я.

– Все, кроме одной, потому что тот парень, что был с ней, настаивал, что он хочет ее купить.

– Которую?

– Да все же!

– Нет, какую захотел купить парень?

– Она стояла ближе всего к выходу. Пойдем! Покажу тебе, где она стояла. Он забрал ее с собой.

Она повернулась и побежала прочь из кухни, пища, как маленькая девочка, и я пошла за ней. Я не ожидала от нее такой искренней радости за меня и очень удивилась.

– Вот! Она стояла прямо тут. – Джослин показала на пустое пространство на центральной полке. – Она еще так странно называлась… Арка? Да, кажется, так!

Уилсон взял «Арк». Меня охватила дрожь. Он понял, что это была за работа. В одном из как-то найденных обломков мескита угадывался изгиб. Очень медленно я срезала древесину, придавая заготовке вид женщины, распростертой в молитве или подобострастии. Лбом она почти касалась земли, а вытянутые вперед руки были сжаты в кулаки, как в отчаянной мольбе. Это была абстракция, как и все мои работы, только предположение, намек на женщину, идея. Кто-то мог увидеть просто блестящее дерево, слегка провокационные линии и изгибы. Но пока я работала над ней, история Жанна д’Арк не шла у меня из головы. Ее слова звучали и звучали у меня в памяти: «Жизнь без веры – судьба хуже смерти». Моя Жанна д’Арк. И именно ее купил Уилсон.

Где-то неделю спустя я зашла в класс к Уилсону и остановилась так резко, что люди за мной врезались друг в друга, как человеческие домино, создав на входе в класс небольшую пробку. Недовольные одноклассники оттеснили меня в сторону, протискиваясь мимо моей замершей фигуры, жалуясь и ругаясь. Уилсон стоял у своего стола, разговаривая с учеником. Я все сверлила его взглядом, чтобы он посмотрел на меня, объяснил, что за игру он затеял. Но он не повернулся ко мне. Медленно я подошла к своей парте в первом ряду прямо по центру, села прямо перед своей скульптурой, которую вырезала собственными руками. Даже не глядя на блестящее дерево и изящные линии, я могла сказать, где пришлось замазать червоточинку, а где надрез оказался глубже, чем нужно. Можно было закрыть глаза и вспомнить, как из дерева появлялся образ склоненной женщины, будто Атлант, держащий на плечах Францию.

– Блу? – позвал меня Уилсон от своего стола. Я медленно повернула голову и посмотрела на него. Боюсь, выражение моего лица было не сильно дружелюбным. Но мой взгляд его ничуть не обескуражил, и он спокойно попросил:

– Подойди, пожалуйста.

Я осторожно подошла и остановилась перед его столом, скрестив руки на груди.

– Я хочу, чтобы ты рассказала классу о своей работе.

– Зачем?

– Потому что она превосходна.

– И что? – Я не обратила внимания на радость, вызванную его словами.

– Ты назвала ее «Арк». Почему?

– Мне хотелось есть… я думала о Макдоналдсе, понимаете?

– Хм. Понимаю. Буква «М», две желтые арки. – Уилсон улыбнулся уголками губ. – Ты написала едва ли абзац в своей истории. Может, у тебя получится рассказать о себе по-другому? Я-то решил, что эта скульптура – Жанна д’Арк, тогда, конечно, она бы имела больше отношения к нашим урокам. Считай это возможностью получить хорошую оценку, что тебе, честно говоря, необходимо.

Мне хотелось ответить ему известной фразой Кларка Гейбла из «Унесенных ветром»: «Честно говоря, дорогуша, мне плевать». Но это было бы ложью. Мне было не плевать. Где-то глубоко внутри часть меня была в восторге от идеи рассказать о моей работе. Но все остальные части пребывали в ужасе.

– Что вы хотите, чтобы я рассказала? – прошептала я, выдавая свой страх и разрушая образ сильной женщины.

Взгляд Уилсона смягчился, и он наклонился ко мне через стол.

– Давай я буду задавать тебе вопросы, а ты – отвечать. Как интервью. Так тебе не нужно будет думать, что сказать.

– Вы же не спросите ни о чем личном? О моем имени или о папе? Ничего такого?

– Нет, Блу. Ничего такого. Вопросы будут о твоей работе. И о твоем необычайном даре. Потому что, Блу, твои работы великолепны. Мы с Тиффой были поражены. Она ни о чем другом и говорить не может.

Уилсон полез в карман и вытащил визитную карточку.

– Тиффа попросила меня передать тебе это.

На темном поблескивающем фоне была гравировка золотыми буквами: «Тиффани В. Снук – Шеффилд».

Телефон и электронный адрес значились в правом нижнем углу. Я провела пальцем по рельефным буковкам, а потом прищурилась, с подозрением глядя на него.

– Шеффилд – это тот большой отель на южном конце Лас-Вегас-Стрип, который выглядит как английское поместье, да? Там еще работает ваша девушка.

– Тиффа – куратор и музея, и галереи. Она купила девять твоих работ в ту пятницу. Ты знала? Она бы купила все десять, но я упросил ее оставить мне эту.

– Я знала. Хотя не поняла, почему. Да и сейчас не совсем понимаю.

– Она хочет разместить несколько твоих работ в галерее и посмотреть, как их воспримут. Шеффилд возьмет себе процент от выручки, но ты получишь всю сумму сверх того, что она уже заплатила.

– Но она их уже купила. И может делать с ними все, что захочет.

Уилсон покачал головой.

– Позвони ей, Блу. Не позвонишь – она тебя сама разыщет. Она очень настойчивая. А теперь давай начинать, а то класс заждался.

Ничего класс не заждался. Все шумно радовались тому, что урок еще не начался, но я не стала с ним спорить. Вернулась на свое место, размышляя, как быстро Уилсону удастся заставить меня покраснеть. Достаточно быстро.

– Многие из вас, наверное, думают, что это за великолепная скульптура.

Лучше бы он оставил все эти чрезмерные хвалебные эпитеты. Я поморщилась. Он повернулся к мальчику справа от меня, Оуэну Моргану.

– Оуэн, можешь прочитать, что вырезано на основании скульптуры?

Оуэн встал и прищурился, пытаясь рассмотреть слово, на которое указывал учитель.