Екатерина Кариди - Бывшая любовница

Усадить ее в такси, увезти отсюда. Намучилась, устала. Намучилась...

***

Такси ловко продиралось в пробке, водитель несколько раз поглядывал в зеркало на на странную пару, затихшую на заднем сидении. Какие-то не от мира сего странные. Потом сосредоточился на дороге, понимая, что без него обойдутся. А эти двое застывшие в своих переживаниях, как в коконе, ничего не видели вокруг.

Иногда надо вернуться вспять, чтобы понять, где была допущена фатальная ошибка. Говорят, если точно вспомнить как оно было в самом начале, ее можно уловить. Еще говорят, некоторые вещи невозможно ни простить, ни забыть. Но, если повезет, можно вымолить, выцарапать, вырвать у судьбы еще один шанс и начать жизнь заново.

Но даже если так, кто сказал, что это будет просто?

Кто скажет, что начинать жить заново легко и просто, тот солжет.

Когда после всех немыслимых, болезненных и абсурдных перипетий Андрей наконец устроил Машу в отель, она просто заперлась. Он знал, что так и будет, взял ей отдельный номер. Потому что по дороге она не произнесла ни слова, и ни разу не взглянула в его сторону.

Но не гнала от себя, как в прошлый раз, он и этому был рад. Впрочем, Андрей особо не обольщался, просто устала до одури и измучилась, да еще этот стресс...

Мучительно больно было это ее холодное отчуждение. Лучше бы ругалась, кричала, проклинала его, это легче было пережить, чем ее молчание. Он готов был поедом себя есть, что все случилось как случилось, Ходил под дверью, прислушивался, как дурак. Он и есть дурак.

Ощущение, как в реанимации. Отложенный приговор. Выживешь - не выживешь, один Бог знает.

Разумеется, там же толклась и личная охрана. Надо отдать должное, эта пожилая дама, котору все назвали Цира, приехала лично и оказала большое содействие. Андрей из разговоров понял, что у отца с ней какое-то очень отдаленное родство, просто был безумно благодарен, и насколько мог силами своей измученной души и пустой головы, старался быть любезным.

А сам всеми мыслями там. И каждый следующий круг по коридору по капле вливает яд в кровь. Но он не мог сунуться ближе, чем она обозначила свои границы.

Наконец дверь открылась.

Андрей даже на услышал, почувствовал и обернулся. Подался к ней, сердце заколотилось, будто выскочит сейчас, но она подозвала эту Ларису, которая все это время сидела в холле недалеко от двери в номер, та сразу подошла, а у него будто ледяная жижа потекла в груди. Опустил голову и начал снова нарезать круги по коридору.

***

Ощущение, когда мир валится на голову и расплющивает. Хочешь подняться, дергаешь шеей, а вина, которую не выбросить, не победить, гнет голову снова. Чувство вины как испорченное реле, которое никак не запустит естественный процесс регенерации душевных ран.

Сейчас Маша переживала даже не столько за себя, за себя чего уж переживать, понятно, что начинать надо все заново, от ее прежней карьеры камня на камне не осталось. Вспоминала тот ролик, и в голове не укладывалось, как так можно, улыбаясь и похохатывая облить человека дерьмом, заведомо зная, что это ложь? Ведь грязными сапогами прошлись по всему, и красное платье припомнили, и шпильки, и длинные ноги, и блондинистые волосы. Хотелось заорать:

- Люди, зачем вам все это? Вам от этого легче, лучше живется?

Понимала, что это война, конкуренция. Надо просто пережить. Но это так трудно!

И ладно бы полоскали ее одну. Ей было перед Отто Марковичем дико неудобно, что она столько проблем ему создала, репутацию фирмы подпортила, да еще и страшно обидела напоследок.

Ужасное смятение, но сидеть в номере как в бомбоубежище, запершись от всего мира, невозможно, и невозможно заставить себя сделать шаг наружу. Чувство вины оказалось сильнее.

Открыла дверь - а там Андрей. Мрачный, весь почерневший, заросший, какой-то усталый. Подался к ней, в глазах вопросы молниями заметались, столько разных чувств... Чуть не спряталась обратно. Не готова она была с ним говорить пока, и неизвестно, будет ли готова. Может, когда-нибудь потом. но не сейчас это, уж точно.

Лариса сидела в холле напротив двери и подошла сразу.

- Отто Маркович здесь или уже уехал? - спросили Маша, когда та закрыла дверь.

- У тебя же есть телефон, - вскинула бровь та, потом сказала. - Здесь он, не уехал еще.

- Позовешь его?

Женщина кивнула и вышла, а Маша подумала, захочет ли он теперь вообще ее видеть.

Но он пришел сразу.

Заряженный достоинством, холодный и спокойный. При виде его, такого... каменного и арийского, у Маши стиснулось горло. Ей было чудовищно жаль, что по ее вине пятно легло на фирму. Она ведь видела от него только хорошее. Стыдно неимоверно.

- Отто Маркович, мне жаль, что все так получилось... - сбивчиво пыталась объяснить, пряча трясущиеся руки.

Он слушал, слушал, хмурился. Потом сказал:

- Твоей вины в этом нет, Машенька, - и неожиданно мягко улыбнулся.

- Вы на меня не сердитесь? - вскинулась, а у самой слезы потекли и нос захлюпал.

Мужчина шагнул ближе, привлекая ее к себе, и стал гладить по голове как ребенка:

- Не сержусь. Поплачь, это у тебя реакция на стресс. Столько всего навалилось.

Маша обняла его за пояс и разрыдалась, а он все гладил и гладил ее по голове. А потом негромко рассмеялся:

- Надо было мне оставаться отцом.

От этого ей стало и смешно, и грустно, и облегчение неимоверное, что не потеряла друга. Как будто камень с души свалился.

***

Когда на глазах у Андрея этот Отто Рихтер вошел к Маше в номер, у него чуть сердце не вылезло горлом. От ревности и досады,что этого типа хотят видеть, а его не видят в упор. Но он наступил на горло своим чувствам и пошел ходить в другой конец коридора, не мог как пес под дверью.

Через некоторое время, когда он весь уже нервами изошел, считая секунды, немец вышел. Скользнул по нему нечитаемым взглядом холодных светлых глаз и ушел. Андрей проводил его спину взглядом, полным зависти и ревности. Откуда ему было знать, что господин Рихтер испытывает примерно такие же чувства

Отвернулся, хотел было снова мерить коридор, но потом передумал. Уселся в холле, так чтобы увидеть, если откроются двери номера, и затих, обхватив лоб ладонями.

Неожиданно кто-то тронул его за плечо.

Андрей нахмурился, вскинув взгляд на лощеного молодого человека, пытавшегося ему что-то втолковать. Он так растворился в своем, что не сразу понял, куда он должен идти, зачем, с какой стати? Потом дошло.

Госпожа Цира, с которой он уже имел счастье сегодня общаться, пригласила его к себе на разговор. Честно говоря, сразу как-то защемило сердце, наливаясь предчувствием. Ему не хотелось уходить, как будто если он уйдет, оставит этот свой наблюдательный пост, Маша может исчезнуть куда-то.