Александр Снегирёв - Нефтяная Венера (сборник)

– Не знаю, какой Андрей! Мне маятник сказал. Он из ревности.

– Пятнадцать лет прошло! Пятнадцать… А чем это воняет?..

Мама посмотрела на меня укоризненно и опрокинула пузырек в рот.

В первую секунду не произошло ничего странного, только лицо ее скривилось. Но это ведь нормально, касторка не лакомство. Но сразу за этим она вся как-то посерела, и странный запах усилился.

– Что случилось? По спине похлопать?

Вместо ответа мама надрывно вдохнула. Даже не вдохнула, а издала звук горлом.

– Мам, что с тобой?! – Мы вскочили.

– Плохо вижу…

– Что плохо видишь?!

Пузырек упал, покатился по полу веранды, пересчитывая коричневые доски. Мама стала оседать. Я едва успел ее подхватить, упал на колени под весом тела.

– Да что с тобой?! – Я был уверен, что это очередная ее выходка. Смотрите, мол, как я из-за вас страдаю.

– Я ничего… не вижу… «Скорую» вызовите… – от нее резко пахло аптекой и больницей.

– «Скорую»… – твердил я, нажимая дрожащими пальцами на кнопки телефона. – Где же номер спасательной службы! Что ты выпила?!

Поднял пузырек, прочел этикетку.

– Почему тут написано «камфорное масло»?! Ты же пила касторовое!!!

– Ты мне дал… – прохныкала мама.

Я схватил чайник, в котором отстаивалась питьевая вода… Поднес к ее рту… Ваня грыз пальцы в углу.

По телефону сказали, что врачи приедут не раньше чем через час. Мы решили сами везти ее в больницу, потащили к машине, папа еще лейку ногой отпихнул… Тут мама вдруг изогнулась, и жизнь в ее глазах высохла, будто вода в песок ушла.

После вскрытия сказали – резкое обезвоживание организма.

Зовут меня Федор Овчинников. Возраст – тридцать один год. Образование – архитектурный институт. Мне было семнадцать, Лене на год больше. Познакомились на первом курсе, в студенческой столовой. Целовались у фонтана. Первая любовь. Аборт решили не делать. Почему Ваня родился больным, никто толком ответить не смог. У молодых такое редко случается. Лысый очкарик доктор сказал:

– Вам выпал черный шар.

Мама активно участвовала в подготовке родов. Всех задвинула, даже Ленкиных родичей. Категорически запретила пугать ребенка ультразвуком, мы послушались, сделали УЗИ всего раз, в клинике, которую она порекомендовала. Врачиха сказала: «Будет мальчик». Придумали имя, Иван.

Роды случились на месяц раньше срока. Прошли легко, без осложнений.

Мы были на даче, Ленка разбудила меня ночью. Я побежал к соседям, у которых был телефон, вызвал врачей. Лена кричала каждые полчаса, потом каждые пятнадцать минут, потом каждые пять. До нас наконец дошло, что это схватки, а врачи все не ехали. Короче говоря, Ваня сам родился, без врачей. Я вместо врачей был.

Укутывая скользкого малыша в одеяло, я весь дрожал от счастья. У меня сын!

Тут прикатила бригада СМП.

Осмотрев новорожденного, доктор отозвал меня в сторону и тихо сказал, что есть кое-какие сомнения. Пока только сомнения, ничего больше… надо проверить. Ушки низко посажены, шейка полная, глазки раскосые…

Нас отвезли в инфекционную резервацию для тех, кто родил не в роддоме, как положено законопослушным гражданкам. Я слышал про это место и просил отвезти Лену с сыном в обычный роддом. Совал деньги, какие при себе были. Доктор кивнул, деньги взял и все равно отвез «куда положено». Санитарка тут же отобрала у Лены одежду и нарядила ее в рваный застиранный халатик без пуговиц. Ваню унесли на уколы, до меня еще несколько минут доносился его крик. «Чего вы так переживаете? Он же даун», – успокаивала медсестра.

Анализ крови подтвердил диагноз, повторный анализ дал тот же результат.

Я много раз набирал номер врачихи, делавшей УЗИ, и сбрасывал звонок. Набирал и сбрасывал. Наконец все-таки решился. Спросил, почему она так плохо справилась с работой?! Почему не заметила, что эмбрион дефективный?! Сделали бы аборт, не рожали бы инвалида.

– Я в Бога верю, – отфутболила меня врачиха. – Я увидела, что у вас дауненок, но нельзя же невинное дитя убивать.

Тут инициативу взяла Ленкина семья:

– С семнадцати лет мучиться с инвалидом?.. Чтобы больше никогда здоровых детей не иметь? Самым лучшим вариантом для всех будет, если он умрет. Общество страдает от инвалидов. Да и сами инвалиды страдают. Помочь такому ребенку умереть – милосердие, а чтобы ускорить смерть, надо сдать новорожденного в интернат. Лена по совету своей матери грудью Ваню не кормила. Чтобы не привязываться.

Мои родители колебались. Я ненавидел сына за то, что он своим появлением перечеркнул мою, по сути, только начинающуюся жизнь.

Ленка сразу согласилась, я не долго думал. Разбил стул об пол, швырнул телефон в стену и решил отказаться от сына. В муниципалитете мы подписали официальный акт. Знакомым сказали, что роды прошли неудачно, ребенок умер.

Первые дни мы ходили к Ване в больницу. Сторож не хотел меня пускать даже в приемную. Не положено. Я принес сторожу бутылку и больше его не видел. Медсестра сказала: в палате сквозняки, Ване нужны теплые носочки. Купили носочки. Назавтра они исчезли. Кто-то украл. Мы купили новые.

Спустя неделю моя мама забрала Ваню из больницы. Отец сомневался, но спорить не стал.

Меня мучил запах. Лена пахла так же, как брошенный нами сын. Запах не давал мне покоя. Лена считала себя неполноценной, неспособной родить нормального первенца. Не могла видеть меня, считала, что сделала меня несчастным. Скоро она ушла. Я остался один в бабушкиной квартире в Черемушках.

Содрав остатки полиэтилена и рассмотрев Ванину находку внимательно, я понял, что эта небольшая работа подлинный «холст-масло», что художественная ценность картины весьма сомнительна, но автор моден и неплохо продается. Некоторые мои клиенты заказывали Сазонову свои портреты в нарядах наполеоновских маршалов, изображения детей, жен и любовниц в образах древнегреческих божеств, а иногда и корпоративные полотна с целыми коллективами в духе «Ночного дозора».

Нам досталась фигуристая особа, напоминающая тех, что украшают дверцы дальнобойных фур.

Ваню картина зачаровала. Он смотрел на белое в черных каплях тело и глаз не мог отвести.

– Ваня, где ты взял это… эту картину?

– Не скажу, не скажу! – Он с разбегу бухнулся на диван с высокой спинкой и двумя истершимися бархатными валиками по бокам.

– Хватит ломаться! – потребовал я.

Тут он взял и заревел. Умеет делать это неожиданно.

– Не кричи-и-ии на меня-я-я-яяяя! А-а-ааааа! – моментально превратился в крупного пупса, брызжущего слезами и размазывающего сопли по физиономии.

– Я не кричу! Прекрати рев, ты уже взрослый!

– А-а-а-аааааааа, – пускает пузыри носом и ртом.

– Ну ладно, извини… Извини, я же так… как бы… Извини… – воспитатель из меня никудышный. Я обнял Ваню, похлопал по спине. – Не плачь, я ведь не просто так спрашиваю… странно все-таки… я машину выталкиваю, а ты вдруг притаскиваешь домой картину… а может, за ней охотятся гангстеры?..