Макс Аврелий - Моленсоух. История одной индивидуации

Теперь задумайтесь, что творилось в Европе, если в пуританской Англии песня с подобным текстом стала национальным хитом. В конце 1977-го года, вышел единственный альбом SP вобравший в себя все их хиты и ставший отправной точкой панк-безумия, охватившего Европу и Америку, как пламя пожара, продолжавшегося до начала восьмидесятых, и затем затушенного ледяной волной электроники, импульс которой дали Kraftwerk. В Англии он был подхвачен множеством молодых групп, но лучше всего быть припанкованными учениками Kraftwerk получалось у юных Depesh Mode, которые в 1977 г. были вцепившимися в синтезаторы, как утопающий в спасательный круг британскими тинами.

Уже в те давние времена родители, возвращаясь домой в СМП обязательно приносили или привозили с собой какие-нибудь новые пластинки. Я помню их все, однако ограничусь самыми яркими. Во-первых, новый большой диск «Песняров» с союзными хитами «За полчаса до весны» и «Косил Ясь конюшину», затем маленькая пластинка с одной, но заводившей нас с полоборота песней Аллы Пугачевой «Песней первоклассника». Вообще, что касается названных «Песняров» и Аллы Пугачевой, то их песни лились чуть ли не из каждого окна в поселке, крутились по радио, а также их можно было изредка, но чаще чем все остальное, услышать и увидеть по телевизору, а вот, например, группу «Семеро Молодых» или грека Лаки Гесклоу в поселке не знал никто, кроме нас, потому, что у нас были их диски за которыми еще надо было погоняться, а чести засветиться на советском ТВ они не удостаивались. Через какое-то время в доме появился маленький черный винил Высоцкого с песней «Еще не вечер». Высоцкого я представлял тогда не иначе, как эдаким хулиганом-бородачом, вроде Виктора Харо, фильм про которого, тогда можно было увидеть в советском телевизоре. Однако все эти впечатления, хотя и были сильными, думаю, сила их воздействия на мое сознание была обусловлена бедностью правильных музыкальных впечатлений вообще. Но впечатления были и другие.

Если «Бременские музыканты», «Песняры», Высоцкий и прочее, были скорее общим фоном детства в Бабушкином доме, причем детства на виду у взрослых, то поскольку было и другое, скрытое от взрослых детство, у него был и свой другой фон, другая музыка.

ЕМ: 15. Pink Floyd «One of These Days».

Частично, она зарождалась где-то в глубине моего сознания, когда под впечатлением музыки я мог уединиться и бубнить себе под нос какие-то возникающие прямо в момент исполнения мотивы, что меня потрясало и радовало, но на возникновение этих мелодий, кроме официальной домашней музыки, влияла и другая. Эту музыку мое сознание отделяло от общей музыки и от общего (на виду у всех) детства, связывая все это с моим детским миром теней, миром, в котором царствовали образы, проводимые в мое сознание Олегом Блудниным и моими собственными сновидениями. Музыка эта приходила ко мне в основном через телевизор, реже радио, а позднее с улицы. Происходило это примерно так. Например, начиналась программа «Международная Панорама», фанатом которой был папа. Я в это время мог увлеченно рисовать своих чудовищ в тетради или играть с братом в машинки. Но не похожая ни на что звучавшее в доме и из соседских окон мелодия, которой начиналась и заканчивалась программа, постепенно отвлекала меня от игры. Вслушиваясь в нее, я переживал какие-то особенные эмоции, некое волнение, смешанное с необъяснимым восторгом, не переходившими все же в возбуждение, подобное тому, что я испытывал, ещё совсем недавно, слушая «Пиф-паф – и вы покойники». Это уже не было тем детским «Сигналом», но являлось, словно таким ненавязчивым напоминанием о другом неявном мире, или точнее, о запретной изнанке этого, явного мира. Напоминание было ненавязчивым, но, как показало время, необходимым. То есть, делалось оно с необходимостью, которая не отпала. Просто, видимо, однажды, мой неприкосновенный запас детства был исчерпан. И это было неотвратимо, так как время ненавязчивых напоминаний проходило и наступало время новой необходимости, где им, во всяком случае, какое-то время, не было места.

Здесь надо сказать, что в возрасте четырех-пяти лет я догадывался, что изнанка этого мира есть его продолжение. Визуальным же воплощением его я считал, во-первых, Олега Блуднина, его жужжание и его странный дом с одним окном, в котором маячит непонятное, напоминающее пожилую женщину существо с рыжими волосами, а во-вторых, все те многочисленные комбинации человеческих совокуплений, на изображения которых я напарывался во время своих прогулок по окрестностям СМП.

Передача с эффектной заставкой кончалась, но затем, на прогулке, зачастую именно когда я натыкался на очередное уличное художество, я начинал напевать нечто похожее на вариации запавшей в душу мелодии. Видимо потому, что подобную музыку нельзя было услышать с пластинок, мне казалось, что это какая-то, чуть ли не запрещенная, во всяком случае, недоступная даже для моих папы и мамы музыка. Поэтому, ее прослушивание и устное воспроизведение ассоциировались у меня со всеми остальными табуированными вещами: с матом, тем, что называлось в нашем дворе словом «ебаца», со сгоревшим клубом, теми же надписями и рисунками, детсадом, и так далее. Спустя десятилетия, я узнал, что музыка из «Международной Панорамы» это великий, уже давно ставший классикой хит гитарной серф-команды The Ventures «Vibrations». Однако, была и другая, более редкая передача, потому, что шла раз в месяц в то время суток, когда мы уже часа два как должны были видеть сны. Это была серьезная политическая программа для искушенных «Камера смотрит в мир». Она начиналась и заканчивалась еще более безумной (именно так я ее тогда воспринимал) композицией, авторство которой мне стало известно лишь десять лет спустя после моего первого знакомства с ней. А еще двадцать лет спустя я узнал, как она называется и как называется диск, который она открывает. Итак, это была «One of These Days» с THE MIDDLE (1971) PF.

Кроме исполнителей, мелодии которых были закреплены за некоторыми передачами советского телевидения, как, например, Поль Мориа (Paul Mouriat): «В мире животных», «Кинопанорама», «Прогноз погоды»; Петер Бауман (Peter Baumann «Chasing the Dream»): «Очевидное-невероятное»; Майк Олдфилд (Mike Oldfield «Tabular Bells»): «Вокруг Света»; позднее Art of Noise («Peter Gann») «Клуб Кинопутешествий», вкрапления умной зарубежной музыки можно было услышать во множестве других телепрограмм. Лишь много лет спустя я узнал, что благодаря этому самому советскому телевидению в моем раннем трущобном детстве я уже был знаком с ведущими исполнителями арт и краут-рока. В передачи социально-политические, как правило, касающиеся положения дел на враждебном Западе, вкраплялись опознанные мной постфактум, зловещие темы вроде «Money» PF, «Gold Bag» Alan Parsons Project, «Generique» Cerrone. В передачах научно-популярных можно было услышать фрагменты из Клауса Шульца (Klaus Shultze), Жарра, Вангелиса (Vangelis), Саймона и Гарфанкела (Simone & Garfunkel). Только никто, естественно, не отчитывался ни о названиях композиций, ни об авторстве. Связанный ограниченными возможностями раннего детства и эпохи я ничего не мог узнать об этой музыке; никакого Интернета тогда не было и в помине, о ЭВМ вообще заговорили лишь в следующем десятилетии, спросить же было не у кого. Кроме того, музыка была тогда для меня все же больше развлечением и фоном жизни или просто чем-то необъяснимым, прекрасным, манящим, настолько неуловимым (в прямом и переносном смыслах), что я не предавался осознанным медитациям на запомнившиеся темы. Они, как бы сами, стали играть в моей голове, причем совершенно произвольно, как пел Владимир Семенович: «То явятся, то растворятся». Размышлять об этой музыке и искать, я стал немного позднее, когда уже учился в школе и когда произошли некоторые события, после которых мы с братом стали двумя музыкально одержимыми детьми. Однако именно к этому времени четырех-пятилетия, благодаря вышеперечисленным фактам, я отношу образование некоего виртуального семплера в моей голове, а точнее специального участка мозга, предназначенного для запоминания, воспроизведения и, собственно, сэмплирования слышанной и создания новой музыки. Хотя, возможно с этим мозговым (?) образованием, когда-то я вывалился из люка одного из «костяных вертолетов».