Светлана Бестужева-Лада - История России в лицах. Книга вторая

– Гита!

Не хотел он, чтобы его молодая жена чувствовала себя чужой на Руси. Он помнил, хотя и смутно, свою мать, ромейскую царевну из рода Мономахов. Около нее вечно были ромейцы – знатные вельможи, монахи, лекари. Всегда жарко натоплены покои княгини были пропитаны ароматами каких-то лекарственных трав и курений, вдоль стен на аналоях лежали с огромные книги в парчовых и серебряных переплетах. Мать редко выходила из терема, она так и не привыкла к Киеву.

Своего любимца Владимира она учила читать по-гречески, но тот в детстве предпочитал играть со сверстниками во дворе или ездить с отцом на охоту. Лишь когда матери не стало, княжич пристрастился к чтению, точно хотел вернуть во дворец смуглую, тихую женщину с огромными, вечно печальными черными глазами.

Но его жена была совсем другой – настоящей северянкой. Она сразу полюбила свою новую родину и молодого мужа. После венчания они отправились в город Чернигов, удел, выделенный князю Владимиру. Дорога шла через леса и бескрайние поля, где паслись табуны полудиких коней. Гита уже немного понимала по-русски, ей объяснили, что ее супруг – владелец несметного количества чистокровных коней, и очень их любит.

Их – любит, а ее? Она все еще боялась вечеров, наступления того времени, когда она оставалась наедине с мужем, и сердце у нее начинало биться, как птичка, пойманная в силки. Но муж был нежен и терпелив со своей богобоязненной женой, опускавшей глаза перед мужскими взглядами. И Гита стала быстро взрослеть и хорошеть.

Уже через год многие знатные женщины, приехавшие с нею из Дании, покинули ее. Одни вернулись в свою страну, другие поспешили вышли замуж за русских бояр и переехали к мужьям в их отдаленные вотчины. Князь Владимир остался у семнадцатилетней женщины единственным близким человеком и защитником. Она привязалась к Владимиру, не хотела расстаться с ним ни на один час, но это была еще полудетская привязанность. Настоящая любовь пришла позднее.

Владимир тоже скучал без своей красавицы-жены т постепенно стал брать ее с собой во все поездки и на все охоты. В такие поездки на нее надевали красную шубку, отороченную горностаем, и охотники исподтишка любовались разрумянившейся на свежем, холодном воздухе светловолосой и зеленоглазой красавицей, ловко сидевшей в седле.

Во время одной из охот князь чуть не погиб: внезапно вырвавшийся из чащи огромный олень кинулся на всадника и раскроил его коню брюхо своими огромными рогами. Конь рухнул, придавив собой Владимира. Олень уже наставил рога на беспомощного всадника, но копье одного из ловчих поразило животное насмерть.

Гита немало пережила за свою еще недолгую жизнь, видела гибель близких людей, войны и пожары, но то, что ее молодой муж оказался на волосок от гибели, перевернуло ей душу. Она вдруг повзрослела, перестала быть наивной, мечтательной полуженщиной – полудевочкой, поняла, как драгоценна человеческая жизнь и как легко ее потерять…

В ту ночь был зачат их первенец – Мстислав, которого Гита до конца своей жизни звала в память отца Гарольдом. Владимир не возражал: при крещении сына нарекли Феодором, да и сам он принял от купели имя Василий, ибо Владимир считался именем языческим и тогда еще не вошло в святцы. Но память о Владимире, который крестил Русь, уже обрастала легендами и преданиями, которые муж с удовольствием рассказывал Гите.

Да она и сама была удивительной рассказчицей. Перед сном, на смешном еще, ломаном языке часто рассказывала мужу, лежа в постели, о своей далекой родине, ее обычаях, о своем великом отце и красавице-матери и из великой любви, которая так трагически закончилась.

Да и днем Гита, как и в дни своей юности, частенько сидела, устремив в пространство невидящий взгляд, и часами грезила о каких-то далеких, неведомых странах, диковинных птицах, колдунах и феях. Она не любила прясть и вышивать, зато любила читать. Только дети отвлекали ее от фантазий и книг.

Вслед за Мстиславом Гита родила еще четверых сыновей: Ярополка, Вячеслава, Юрия и Андрея. Она мечтала о дочери, даже часто молила об этом Богородицу, но ее молитвы, видно, не были услышаны. Зато Владимир гордился тем, что его жена рожает только воинов, да еще сохраняет при этом почти девичью стройность и нежную кожу. Он любил жену так, как редко бывает в семьях, где браки заключаются по государственным соображениям, и она отвечала ему взаимностью. Тридцать один год прожили они в полном ладу, редко разлучаясь и тоскуя вдали друг от друга.

Из Чернигова переехали в Переяславль, хотя по праву наследства Владимир должен был после смерти отца занять киевский престол. Но князь был добрым и нетщеславным: дабы избежать междуусобицы, уступил его своему двоюродному брату – Святополку, сыну Изяслава. Вместе с ним участвовал в походах против половцев. Завещание Всеволода осуществилось лишь после смерти Изяслава.

– Зачем ты так поступил? – недоумевала Гита. – Киевский престол принадлежит тебе по праву.

– Ах, лебедушка моя, лучше княжить в небольшом городе, да жить в мире и покое, чем рисковать жизнью ради тщеславия.

Дочь короля не понимала этого. Но она уже знала, что за внешней мягкостью супруга кроется твердая душа и ясный ум. Он действительно не хотел великокняжеского престола, был доволен своим Переяславлем и всячески украшал его. Много потрудился для этого и епископ Ефрем, человек, наделенный тонким вкусов и знавший толк не только в богословии, но и в строительстве.

Это он возвел в Переяславле огромную церковь св. Михаила, не уступавшую Десятинной, пристроил к ней приделы, как в св. Софии в Киеве, украсил храм, одарил золотыми сосудами. Кроме того, епископ-зодчий обнес внутренний княжеский город стенами и на его воротах поставил церковь святого Феодора, а неподалеку еще одну церковь, во имя апостола Андрея. Несколько позже Владимир Мономах выстроил еще одну церковь, во имя богородицы, и сделал этот храм семейной усыпальницей, где суждено было лежать и Гите.

Удивительная то была семья: второй такой, пожалуй, и не сыскать было в то время среди княжеских пар на Руси. Мало того, что они искренне и крепко любили друга друга, так еще и семейные уклады двух таких разных стран почти полностью совпадали, разве что положение женщины у англо-саксов было гораздо более свободным и почетным, чем в древней Руси.

В «Поучении», написанным в последние годы жизни, Мономах говорит: «жену свою любите, но не дайте ей над собою власти». Из англо-саксонских законов и правовых документов мы знаем, что и в Англии церковь и законодательство предписывали женщине безусловное подчинение своему мужу, и тем не менее это не противоречило ее достаточной независимости в отношении правовом и в смысле индивидуальной свободы.