Элина Сабитова - Екатерина I: от прачки до самодержицы

Поручик усиленно готовился к отъезду. Мы время от времени лишь обменивались долгими взглядами, не решаясь поговорить.

Осознав, что Александр Данилович уже не придет со мной проститься перед отъездом, я отправилась спать. Было очень жаль, что мы расстанемся вот так вот, ничего не сказав друг другу.

Глубокой ночью меня разбудил знакомый голос, несколько раз чуть слышно проговоривший мое имя. Открыв глаза, я обнаружила около себя Меншикова. Он стоял на коленях у моей кровати. Мужчина был уже одет к поездке, на руках он держал клочок бумаги. Александр Данилович продолжил говорить всё так же шепотом.

– Марта, поехали со мной, – проговорил он твердо и уверенно.

– Что? – удивилась я.

– Я предлагаю тебе ехать со мной в Москву. Сейчас или никогда. Шереметев уехал на охоту, а все солдаты спят. Экипаж с пленными готов, он ожидает на той стороне крепости, за шесть миль отсюда. Я хочу, чтобы ты поехала вместе со мной.

– Я не могу, – вскрикнула я.

– Тише, Марта, нас могут услышать, – поручик взял меня за руку, немного помолчал и снова стал медленно говорить. – Хочешь жить в шатре с немощным стариком? Ты даже не знаешь, что тебя ждет. Идет война, ты будешь переезжать с ним из одного поселения в другое, постоянно подвергаясь опасности. Ну же решайся, у тебя есть пару минут.

– Как же я его брошу?

– Я дам тебе больше, чем он. Ты будешь хозяйкой в моем доме. Я знаю, ты не любишь меня, я и не претендую. Я только предлагаю тебе быть рядом со мной. В Москве тебя ждет достойная жизнь. Я дам тебе свободу. Тебе не придется ни от кого зависеть. С генералом ты не будешь вольна, а со мной да. Вот записка, я набросал её для генерала. В ней я изложил всё очень подробно, рассказал о моих чувствах к тебе и написал, что я краду тебя без твоей воли, дабы тебя не мучило чувство совести. Он не будет знать о том, что ты сбежала. Вся вина ляжет на меня.

Я замялась. Предложение поручика было заманчивым, к тому же, я понимала, что все его слова – правда. Я действительно не хочу всю жизнь провести с Шереметевым, сопровождая его на полях сражений. Правильным было бы, конечно, отказаться сразу, ведь Борис Петрович не заслужил предательства, я не могу сбежать от него, но в то же время я не могла не думать и о себе.

– Марта, – вопросительно произнес Меншиков, ожидая моего ответа.

– Прости меня, – сказала я, несколько секунд подумав. – Я остаюсь.

Рука Александра Даниловича сжалась в кулак и мгновенно покраснела. Он стукнул ею по поверхности пола со всей силы. Затем он прикрыл веки, нагнулся надо мной и, поцеловав в лоб, спешно вышел из шатра. Снаружи послышался шум копыт лошадей, бьющихся о землю. Он доносился всё дальше и дальше, пока совсем не исчез.

Внезапно мне стало так тоскливо от понимания того, что сама себя обрекаю на нечастную жизнь. Отказав поручику, я лишила себя возможности жить так, как всегда мечтала. В этот момент я четко решила, что должна пойти на жертвы ради благополучия.

Я выбежала из шатра в одной сорочке и побежала за каретой. Он не мог уехать далеко.

Карету я нагнала быстро.

– Я передумала, – задыхаясь, буркнула я, когда карета остановилась, и из неё показался поручик.

Александр Данилович, увидев меня, улыбнулся, а его глаза заблестели от радости. Он протянул мне руку и помог забраться внутрь. Усадив меня на сидение, он тут же снял с себя шинель и укутал меня в неё.

– Ты не пожалеешь, вот увидишь, – твердил Меншиков, обнимая меня так крепко, что мне иногда становилось трудно дышать.

Он целовал мои руки и прикладывал мою ладонь к своей щеке, пытаясь её согреть. Впервые за всю свою жизнь я почувствовала себя счастливой. Как же это приятно, когда тебя действительно любят. Я наслаждалась каждым проявлением нежности Меншикова, забывая обо всём на свете. Мне было очень хорошо рядом с ним. Наконец-то я могла себя чувствовать в полной безопасности.

Мы поселились в его доме в Семеновской слободе. Здание было огромным и презентабельным. Мне теперь стало понятно, насколько Александр Данилович близок с российским царем, иначе никак более нельзя объяснить наличие в доме обычного поручика столько предметов роскоши. В нем, пожалуй, около десятка комнат, и все они по-своему оригинальны и великолепно украшены. Бросалось в глаза изобилие полотен, на которых гордо красовались полуобнаженные греческие боги. Меншиков каждый день уделял два часа времени на то, чтобы научить меня чему-то новому. История искусств, русская грамматика, танцы – всё это входило в круг занятий.

Я привыкла к новому месту быстро. Две недели спустя я полностью прижилась здесь и сдружилась с прислугой. Когда Меншикова не было дома, дворовые люди не давали мне заскучать, занимая меня то одним, то другим времяпровождением.

В дом был приглашен портной, который сначала полдня снимал с меня мерки, а потом столько же представлял мне обилие тканей, из которых я могу заказать себе наряды. Я выбрала несколько понравившихся оттенков шелка и атласа, чтобы через несколько дней, когда работа по пошиву будет выполнена, я могла менять предметы гардероба хоть каждый день. Платьев на русский манер мне никогда не приходилось видеть, поэтому в первое время их ношения, было не привычно смотреть на себя в зеркало. Они были изрядно пышные, на европейский лад, плотные, но в то же время воздушные. На моих ножках стали красоваться не менее богато отделанные ботиночки на каблуке.

Александр Данилович прибегал к различным способам понравиться мне: каждое мое утро начиналось с очередного сюрприза, а вечер обязательно заканчивался изысканным ужином при приглушенном свете свечей. Он был безмерно внимателен ко мне, проявлял учтивость во всём и не переставал осыпать комплиментами. С одной стороны, столько внимания очаровывало меня, с другой, заставляло злиться на саму себя, ведь попытки Александра Даниловича не могли вызвать во мне хоть искру любви. Взаимностью в наших отношениях и не пахло. Сердцу не прикажешь. Неизвестно по какой причине, моя душа не желала впускать его. Он не мой человек. Мы не принадлежим друг другу. Между нами нет той исключительной связи, присущей только истинно влюбленным. Я это чувствовала. И он чувствовал, но отказывался принимать. Конечно, во мне была глубокая привязанность к Меншикову. И нам было хорошо вместе. Мы здорово проводили время, часто веселились, развлекались. Поручик научил меня играм в шахматы, и мы проводили время, играя порой целыми ночами, оба чуть не засыпали, зевали, но шли спать только под утро, когда появлялся победитель. Иногда Меншиков мне поддавался, ведь я играла неважно, то путала фигуры, то делала неверные ходы. Позже я научилась играть не хуже его самого, и наши соревнования становились все более азартными.