Ирина Грицук-Галицкая - Александр Невский. Триста лет рабства

Поэтому проклятья сыпались на голову неуемного воеводы, и самыми страшными из них были проклятия чудского племени.

После смерти Чингисхана во главе Монгольской империи встал его сын Угедей. Хитрый и умный, он всегда был рядом с отцом и ещё при жизни Чингисхана сделался необходимым ему советником. Другой сын Чингисхана – Чагатай – стал верховным судьей. Братья Чагатай и Угедей сосредоточили всю власть Монгольской империи в своих руках. Хотя они и не были первенцами Великого Чингисхана, но зато никто не сомневался в их законном происхождении. Не то, что в происхождении их старшего брата и первого сына Чингисхана – Джучи.

– Наследник меркитского плена! – бросал злое оскорбление в лицо Джучи младший по возрасту брат Угедей.

Джучи молчал. Он был воином и всё дальше уходил на запад со своим непобедимым войском. Всё сложнее становились связи его с Каракорумом. И всё больше требовалось Угедею соглядатаев для присмотра за старшим братом.

Джучи с раннего детства был знаком с «тобчи» 8 8 Тобчи – сказание /монг./. , в котором рассказывалось, как попала в плен к меркитам 9 9 Меркиты – монгольское кочевое племя. его мать, красавица Бортэ. История эта уходила в глубь поколений и подтверждала, что всё на свете происходит из-за женщины.

Дед Джучи, Есугей-багатур, когда-то доблестью добыл себе жену Оэлун, отобрав её у молодого мужа-меркита. Народ племени меркитов был злопамятен. Прошло много лет, и уже ушел «в страну предков» отважный багатур Есугей, но меркиты не оставили мысли о мести. Однажды на рассвете земля, по которой кочевал со своей семьей сын Есугея, Темуджин, содрогнулась от множества конских копыт. Меркиты! Они ждали случая двадцать лет и прошли более трехсот верст, чтобы захватить Борджигинов врасплох. Темуджин ещё не был Чингисханом, и поэтому его Бортэ попала в плен.

Через несколько месяцев, собрав небольшие силы и вооружившись отвагой, Темуждин разгромил меркитов и вернул свою Бортэ. Но Бортэ была беременна. И хотя она утверждала, что беременной попала в плен к меркитам, и Темуджин от большой любви к ней признал это, мысль, что первенец Темуджина не является его сыном, всегда витала в воздухе, если это было кому-нибудь выгодно. Особенно часто этим пользовался Угедей, который был вторым сыном Великого завоевателя и его первым помощником.

Когда Джучи «ушел в страну предков», его место занял Батый. Вслед за Джучи в «страну предков» ушел и сам Чингисхан. Умирая, он наказал своим наследникам продолжать войну за овладение всем подлунным миром.

– Идите до самого края земли… Завоюйте все страны и покорите все народы… – едва шевеля губами, отдавал последний приказ Чингисхан.

Великую кошму Монгольской империи занял Угедей. А Батый продолжил поход монгольского войска на Запад, преследуя ненавистных меркитов, которые бежали на землю Багдадского халифата, а оттуда через ущелья Кавказских гор вышли в прикаспийские и причерноморские степи. Так орда Батыя, преследуя ненавистного врага, оказалась на границе с Русью.

Сын «наследника меркитского плена», Батый, слишком отдалился от недреманного ока Великого хана.

Отослать сына Чагатая, Бури, и своего сына, Гаюка, в стан Батыя было очередной хитростью Угедея. Двоюродные братья Гаюк и Бури прибыли в ставку Батыя. Теперь каждый день в столицу Монгольской империи, Каракорум, через пески пустынь мчались гонцы от Гаюка и Бури, и верховный хан Угедей знал положение дел в Джучиевом улусе едва ли не лучше самого Батыя. В те времена связь с Каракорумом была налажена лучше, чем, извините за непатриотичность, работа сегодняшней почты. По дороге стояли хорошо оборудованные станции – ямы, отсюда пошло слово «ямщик». На станциях можно было поменять лошадей и запастись в путь продовольствием. Но у монголов для особых поручений был ещё курьер, звавшийся «гонец-стрела». Такой «гонец-стрела» не имел права на остановки в пути, он менял лошадей на ходу и дремать мог только в седле, потому что доносам с окраин империи монгольские ханы придавали особое значение.

У Батыя были свои соглядатаи, и двоюродные братья Гаюк и Бури были для него как заноза в зубах, как ресница в глазу.

В шатре Гаюка было тепло, сытно пахло вареной кониной. Золотая молодежь, сыны монгольской аристократии, собрались, чтобы провести время в досужих разговорах. Бури развязно смеялся и, отпивая из полукруглой чаши «тарасун» 10 10 Тарасун – монгольская молочная водка. , говорил:

– Э! Когда-нибудь, эта старая баба, Батый, получит от меня по башке!

– А я буду бить его поленом по животу, – Гаюк сделал вид, что сплюнул на кошму, себе под ноги.

– Наш брат Батый смел, как бык, с ним один на один никто не может справиться, – попытался остановить братьев осторожный Мункэ.

– Бык, испугавшись льва, десять лет поносом страдает, – хмыкнул Гаюк.

Стены шатра не были очень тонкими, но пропускали достаточно звука. Батый узнал о веселой беседе монгольских балбесов, но пока не посмел тронуть своих двоюродных братьев – за их спинами стояли могущественные отцы и Яса Чингисхана 11 11 Яса Чингисхана, великий монгольский закон, был впервые зачитан на собрании монгольской знати – курултае – одновременно с провозглашением Темуджина Чингисханом всей Великой степи. Свитки Ясы извлекают из хранилища и руководствуются ими, когда съезжаются татарские царевичи на курултай, когда садится новый хан на Великую кошму или седлает коней большое войско. .

Нельзя было допустить «замятню» 12 12 «Замятня» – татаская смута, правительствееный переворот, возмущение /монг./. в своем улусе 13 13 Улус – стойбище, становище под одним буюруком (начальником). У монголов – завоеванная территория, руководимая князем – улусником. .

Описания Невской битвы 1240 года не совпадают в разных источниках. И много загадочного и не совсем понятного несут в себе эти описания.

Точных границ в те времена не существовало, и между Тевтонским Орденом и Новгородом то и дело возникали земельные споры. Отношения Новгорода с соседями можно назвать вялотекущей приграничной войной.

Однажды в Новгород пожаловал Андрей Вильвен, тогдашний помощник магистра Тевтонского Ордена Германа Зальца.

Андрея Вильвена историк Н. М. Карамзин называет «мужем опытным и добрым сподвижником Германа Зальцы», а автор жития Александрова величает его «именитым мужем Западной страны, из тех, что называют себя слугами Божьими».

Житие Александра открывает нам причину, по которой якобы Андрей Вильвен пожаловал в Новгород. «Пришел, желая видеть зрелость силы его (Александра), …, желая послушать мудрых речей его…»