Влад Потёмкин - За далью незапамятных времён

– Главное, чтобы моему Величеству было хорошо! – добавила она соглашаясь.

Однако такие любезности редко выпадали на долю рабов. Любвеобильность «Штанов» оборачивалась боком его же хозяйству, выбирая при разделе добычи свою долю наложницами, конунг лишал свои усадьбы обычной тягловой мужской силы.

– Конунг! Как твои бабы справляются с мужицкой работой? – хохотали ярлы на пирушках.

– Они у меня мастерицы!!! – орал любвеобильный сладострастник. – И раздвигают!! И вкалывают!! Всё успевают!

На самом деле, всё было не так радужно. Работа была тяжелая, да и земля не могла похвастаться чрезмерным плодородием. Постоянные недороды были бичом хозяйств правителя. У него была самая высокая смертность.

За скандинавами водится одно нечеловеческое правило: «Обречённость на могилу». Даже христианские миссионеры не смогли искоренить его из жизни, долгие годы и после крещения. Каждый муж, в годы не урожая, велел женам принести всех новорождённых, а порой даже годовалых детей на выбраковку, в первую очередь это касалось девочек. Оставался один самый крепкий мальчик, остальные относились в лес. Такие дети назывались – «обречённые на могилу». Дети от рабынь даже не рассматривались… и значились не иначе, как « выродками» и «ублюдками» в сознании этих суровых людей.

– Сусед ко!!! Привет! – гость из бутылки попытался привлечь внимание своего избавителя, помахав ему рукой.

– Ты, кто? – спросил правитель, когда плавающий силуэт приблизился к нему совсем близко.

– А тебе не всё равно, – барабашка не успел договорить, «с кем пить», как хозяин заорал:

– Здесь вопросы задаю я-я-я!!!

– Ох!.. Простите!.. Ох!! Простите!.. – зубоскалил гость.

Он уже освоился и улыбался, широко раскрывая рот, обнажая дёсны, утыканные гнилыми зубами половинками.

– Фу-у-у, – изрёк конунг. – И откуда, ты, взялся?

– Из бутылки!.. Или успел забыть?..

– Я не именно… Я вообще…

– Именно!.. Вообще!.. Что – это за манера такая, у пьяни, говорить – так высокопарно, и в тоже время не о чем!

– Ты, что себе позволяешь?!!

– Тихо! Тихо! – остудил его не прошеный гость.

«Несуразный» продолжал изучать жилище Ирвинга.

– Да-а-а! Ничего нового и интересного, – заключил он после беглого осмотра и решил побесить, клюющего носом, конунга. Заодно гость хотел убедиться в вопросе: «Подлинности Марии».

– Может, развлечёмся с Марией? – сказал он, глядя в туманные глаза Хальва. – Дашь Марию, на чуть-чуть?.. На раз другой?! Мне на ночь не надо. Я ведь не ты?.. Это, ты, у нас неугомонный!!

– Я, да!.. Неугомонный!!! Но, Марию не дам!

– Это отчего же? Всей гридне готов отдать?! А мне, так – нет?

– Дружине, да!! А тебе нет!

– И, что за причина – в отказе?.. Позвольте спросить??? – ехидно улыбаясь, спросил визитёр.

– Гусь свинье не товарищ!! – отрезал «Штаны Нараспашку».

– Ах, вот оно, что??! – ничуть не смущаясь, просиял посетитель.

– Вот так… – он хотел что-то добавить о Марии, но промолвить смог, лишь только: «Мария».

На звук отворилась дверь и в створ просунулась голова, красивой девушки, лет восемнадцати.

– Мой, король, звал меня? – спросила она милым голосом.

– Вели, ей зайди, – чуть слышно, прошепелявил зуба половинчатый. Он спрятался за огромную бутыль и стал изучать её оттуда.

– Мария… – промямлил конунг и замахал руками. Он хотел ей сказать, чтобы она шла к себе, только язык его не слушаясь и пьяно завис.

– Ваше Величество – чего-то хотело? – молвила она глазами полными любви.

Это чувство затеплилось в ней, когда она почувствовала себя в положении. И чем больше увеличивался срок, тем больше и больше росло – это чувство, не зависимо оттого, как бы плохо себя Хальв не вел в отношении неё.

Изначально у Марии были другие планы на конунга. Но, всё изменилось, как-то само по себе. Она влюбилась в него – своего первого и последнего мужчину.

Когда он уходил на охоту – управительница ждала его, прислушиваясь к шороху шагов, наблюдая в проём двери, его возвращение и не засыпала, пока Хальв не вернётся. Перед родами, она ждала его с очередной охоты. Только, как не молила, смотрительница дома послать ей обнадёживающий скрип снега под ногами – зловещая, угрожающая, страшная тишина стояла в ушах.

– Что-то, не так?! – подумала она. Эта мысль, теперь не покидала её весь вечер и, лишь нарастала и нарастала. Тревога эхом пульсировала в её голове:

«Что-то не так?!!»

«Что-то не так???»

Первые порывы ветра закачали кроны деревьев, царапая ветвями по скату крыш. По снегу поползла первая позёмка.

Где-то прокричал филин – как скорбный сигнал беды.

– Надо идти! – решила Мария. – Пока не замело следы.

Быстро собравшись, беременная направилась по следам, утопая в сугробах по пояс. Ступая, след в след, она не ощущала дна своими ступнями, благодаря большому животу.

Смотреть по сторонам не имело ни какого смысла – снежная пелена кружила так, что ничего не было видно. От ветра и снега у неё потекли из глаз слёзы. Замёрзло лицо. Руки и ноги ломило. Вдобавок ко всему прочему – на неё напала дрожь. Зубы принялись издавать такую дробь, что ей стало страшно. Что её могут услышать волки, и она не доползёт, и не поможет любимому.

Порывы леденящего ветра усиливались, пытаясь склонить стволы деревьев к земле, а то и, вырвать их с корнем. Холодный ветер гулял в полах её заштопанной одежды, пронизывая до самых костей. Снег колко бил по лицу и таял, стекая. Управительница вытирала лицо, полами рукавов, стараясь не давать потёкам обледенеть. От холода руки и ноги продолжали коченеть, она ёжилась, но не останавливалась. Непогода продолжала свирепствовать, но Марию пугало лишь одно – как бы совсем не замело следы. Она даже принялась паниковать, по этому поводу. Не обращая внимания, на немеющие от холода конечности и интенсивно-стучащие зубы, она ускоряла и ускоряла шаг.

И тут, смотрительница увидела, два тёмных пятна. Прямо на взгорке, через ложбину, почти у самого основания возвышенности.

Изо всех сил, работая руками и ногами, преодолевая снежную насыпь, она вползла на вершину сугроба. Перед ней лежал человек и чуть поодаль – медведь. Метель утихла. Небо посветлело. Луна, выглянувшая между туч, отчётливо освещала место поединка двух существ – рода человеческого и шатуна, покинувшего берлогу.

От усиленного движения у неё закружилась голова, но состояние радости безраздельно поселилось и завладело ею.

– Слава Богу! – вымолвила Мария, и счастливая скатилась вниз, прямо в открытые объятия замерзающего Хальва. Она перевернула его на спину. Ирвинг застонал.

– Живой! – просияло внутри неё.

Глубокая рваная рана напугала её, но благодаря толстенному зипуну конунг остался в живых.