Татьяна Соловьева - Петербурженка

Полные впечатлений от такого наполненного красотой дня, они вернулись в гостиницу. Девочки долго не могли уснуть и, перебивая друг друга, делились впечатлениями от сказочных садов с диковинными и никогда ранее не виданными растениями, прекрасных фонтанов в извилистых поворотах небольших аллеек. Их поразили и мраморные статуи, как бы выходящие из моря, и роскошное убранство вилл, и весь берег Средиземного моря, наполненный теплом и светом.

Такие поездки, бесспорно, откладывали в юных головках познания в области гармонии и красоты, учили отличать настоящее, большое, волнующее искусство, от посредственного.

Помимо языков, Елена Алексеевна обучала детей музыке – она сама хорошо играла на рояле. В тех кругах, к которым они принадлежали, было принято с малых лет обучать детей языкам и музыке. Каждый вечер девочки засыпали под звуки рояля. Обычно мать играла им пьесы из сборника «Времена года» Петра Ильича Чайковского. Им особенно нравился «Ноябрь». Разыгравшееся воображение рисовало снежную зиму и летящую по пушистому снегу тройку… Но бывали вечера, когда мать, разыгравшись, исполняла первый концерт Чайковского и другие серьезные мелодии.

Неосознанно, как бы предчувствуя, что сестрам придется жить без нее, мать старалась сделать так, чтобы привязать девочек друг к другу. Когда ей нужно было куда-то отлучиться, она наказывала Тамаре следить за Милой и контролировать ее поступки. Миле же говорила, чтобы та во всем слушалась свою старшую сестру.

У Тамары с детства проявился хороший голос. Поначалу родители не обращали на это внимания, но когда несколько близких друзей посоветовали им развивать этот природный дар девочки, ей наняли учителя, который приходил к ним домой и скрупулезно обучал ее пению. Одновременно он давал и уроки музыки, на которых обе сестры изучали нотную грамоту и игру на фортепьяно. Врожденное богатое меццо-сопрано старшей дочери давало повод думать о ее блестящем будущем.

Младшая дочь – по-прежнему всеобщая любимица – непоседливая, жизнерадостная Мила, своей непосредственностью, веселым нравом и какой-то неуемной изобретательностью в играх и шутках, располагала к себе окружающих. И вполне естественно, что именно она стала в семье тем «центром», вокруг которого все вращалось. Она производила впечатление волчка, который, казалось, всегда находился в движении. Помимо игры на фортепьяно Мила любила танцы. Ни одна вечеринка в домашнем кругу с приглашением друзей не обходилась без ее импровизированного танца. К ним она подходила серьезно, каждый раз создавая подходящий танцу наряд из специально подобранного материала, привлекая к своему творчества всех находившихся рядом взрослых. На нее, такую пухленькую и улыбчивую нельзя было смотреть без улыбки. Всем своим видом она говорила, что жизнь прекрасна, все хорошо и так должно быть всегда. Буквально все окружающие отмечали, с какой необычайной легкостью она придумывала танцы.

Лето 1916 года не стало исключением. Согласно сложившейся традиции, мать с дочерьми в очередной раз отдыхали и наслаждались морем и морским воздухом на берегу Средиземного моря. Но по какому-то внутреннему состоянию и непонятным причинам на душе у Елены Алексеевны не было привычного спокойствия. Время от времени у нее появлялось тревожное чувство. В такие моменты ей казалось, что должно произойти что-то очень нехорошее. Она замыкалась в себе и ждала писем из России. Когда приходили весточки от отца, на какое-то время она успокаивалась, но по прошествии некоторого времени в душе ее вновь возникала тревога. Девочки чувствовали эти перепады в настроении матери, которая время от времени говорила им, что хорошо бы пораньше вернуться на родину. Особенно тревожно было ей по ночам, когда девочки засыпали, и она оставалась одна со своими мыслями. Елена Алексеевна очень любила свой дом и привычное налаженное житье в Петербурге. Уезжать на лето на воды она начала только с появлением дочерей из желания вырастить их крепкими и здоровыми.

Это лето на водах закончилось для женской половины семьи раньше обычного. Мать не выдержала своего тревожного состояния и, проведя лишь немногим более месяца на море, уже в августе вместе с дочерьми вернулась в Петербург, который с 1914 года уже назывался другим именем – Петроград. К этому, второму имени города она так и не смогла привыкнуть, и всегда, когда ее спрашивали, где она живет, вполне осознанно отвечала: «В Санкт-Петербурге».

По приезде домой Елена Алексеевна немного успокоилась. Казалось, все наладилось и шло прежним порядком. Она сознательно не замечала тревожных симптомов на улицах города, где время от времени возникали беспорядки, с домов исчезали привычные вывески и украшения. Успокаивая себя, она отмечала, что без этих привлекавших горожан аксессуаров город стал еще гармоничнее. Явственней проступала совершенная классическая гармония улиц и набережных, становилась более заметной красота зданий.

Но наступивший 1917 год подтвердил ее худшие предположения и положил конец их спокойной и благополучной жизни. Отречение императора Николая II в пользу брата Михаила, неуверенный ответ и отказ от трона последнего, приход к власти Временного правительства, вызвали неуверенность в завтрашнем дне. Что-то зловещее витало в самой атмосфере. Город по-прежнему поражал своими гармоничными ансамблями, площадями, изысканной отделкой зданий, но на улицы выходить стало небезопасно. Появились так называемые патрули. Это были люди с красными повязками на рукавах. Они проверяли документы прохожих и, тех, кто вызывал подозрение, арестовывали и увозили в неизвестном направлении.

Елена Алексеевна стала реже выпускать девочек на прогулку даже с няней. Тамаре в тот год исполнилось 12 лет, а Миле всего шесть. Мать старалась держаться прежних устоев и устраивать свой быт таким образом, чтобы внутри дома все было как раньше. Тамара продолжала заниматься пением с преподавателем и ходила в школу, Мила, сидя дома, занималась с мамой языками, музыкой и всевозможными играми. Она уже научилась читать, и теперь вся ее энергия уходила на то, чтобы заставить окружающих ее слушать.

Но, несмотря на все старания взрослых внушить девочкам, что ничего не изменилось, обе сестры, особенно старшая, неосознанно чувствовали напряжение в поведении родителей. Всегда уверенная в себе Елена Алексеевна сильно изменилась. Она часто уходила в себя. А порой даже не слышала вопросов, задаваемых детьми, думая о чем-то своем. Первой эту перемену в маме заметила Тамара. Однажды, не вовремя появившись на кухне, она увидела, что мама плачет. Такое было впервые. Это так поразило девочку, что она в первый момент растерялась, а потом с криком «Мамочка, мама, что случилось?» бросилась к маме, но та мгновенно смахнула слезы и превратилась в привычную уверенную в себе женщину. Но тонко чувствующую Тамару трудно было провести. Она ясно осознавала, что происходит что-то непонятное, да и в школе с каждым днем ухудшалась обстановка. С недавних пор некоторые ученики стали грубо отвечать учителям, и, чего раньше никогда не было, преподаватели старались не реагировать на это. Тамара ничего не понимала, но ясно видела, что и среди школьников начало происходить что-то неладное. Как-будто все переворачивалось с ног на голову. Класс разделился на группы, в которых проявились свои лидеры. Как правило, ими становились ранее незаметные, отстающие ученики. Талантливые, блиставшие своими знаниями школьники как-то притихли и старались явно не проявлять своих способностей. И уж совсем непонятным было то, что даже самые строгие прежде преподаватели делали вид, что ничего не происходит. Но и они невольно выдавали свое беспокойство случайно вырывавшимися фразами. В душе Тамары зарождалась непонятная тревога. Казалось, и жизнерадостная Мила тоже что-то чувствует. Она стала меньше смеяться и все больше углубляться в чтение.