Михаил Ишков - Марк Аврелий

Был в этом показном утреннем пренебрежении делами и личный мотив – вчерашнее письмо от зятя Тиберия Клавдия Помпеяна, управлявшего Римом в отсутствии императора.

Родственник отважился посоветовать тестю оставить армию на полководцев Авидия Кассия и Пертинакса, вернуться в город и лишить языков кое-кого из сенаторов и прочих «необразованных злопыхателей, которых полным-полно развелось в Риме». Недруги, писал Помпеян, смеют утверждать, что «принцепс пренебрегает государственными делами и занимается исключительно философией».

Так заткни им глотки, возмутился император. Или смелости не хватает?

Далее в письме сообщалось, что в Риме уже забыли о страхах трехлетней давности, по городу гуляет шутка, мол, с легкой руки правителя в городе развелось столько философов, что простому человеку и поср… негде.

Прочитав письмо Марк, некоторое время сидел в раздумье. В Риме по-прежнему много клеветы, сколько ни делай добра, все мало. Помпеян не понимает, что именно здесь, на берегах Данувия, решается судьба города. Здесь собраны лучшие легионы империи: в главном лагере три легиона, в расположенном в восьми милях ближе к Карнунту – один, а также конница, союзнические отряды. Еще два полностью укомплектованных легиона стояли лагерем неподалеку от пограничной крепости Аквинк [6] Аквинк был расположен на месте современного Будапешта. .

И в такой момент Помпеян предлагает оставить войска?! Бросить все и отправиться в Рим разбираться с сенаторскими дрязгами. То есть исполнять его обязанности! Но как быть с предощущением итога гигантской работы, проделанной армией и всей государственной машиной? Где еще находиться правителю, как не в гуще событий?

По привычке захотелось подобрать точное определение нахлынувшей обиде. Самые близкие люди сетуют на скрытность, холодность в ответных письмах. Они не желают понять, что тайну стратегического замысла нельзя доверять пергаменту. Кто убедил Помпеяна, что принцепс обязан каждый шаг согласовывать с друзьями, доверить другим взвешивать, насколько добродетелен тот или иной его поступок? Разве это не работа для самого себя?

Неужели ему, опытному полководцу, сумевшему в самый трудный момент отогнать варваров от Аквилеи, не хватило мужества и воли противостоять чужому влиянию? Неужели он запел с чужого голоса? Неужели оказался настолько робок? Не по этой ли причине друзья и соратники Марка настойчиво советовали ему усыновить Помпеяна и провозгласить его цезарем?

От этой догадки стало совсем горько.

Солнце наконец беспрепятственно заглянуло в шатер. Кашлянул стоявший на страже страж.

Мир вовсю полнился звуками – заливались птицы, стрекотали кузнечики, ветерок звучно хлопал императорским штандартом, натянутым на поперечной штакетине. Теперь и света хватало, чтобы разглядеть на стоявшем у изголовья столике приготовленное с вечера лекарственное питье – Гален настаивал на своевременном его употреблении.

Надо так надо. Мелкими глотками он осушил бронзовый кубок, аккуратно поставил его на прежнее место. Ножка, коснувшись резным боком края металлического зеркала, звякнула. Император замер, глаза наполнились слезами. Не удержался, звякнул еще раз и еще. Вспомнил материнский голос. Домиция Луцилла всегда стояла с полотенцем в руках, когда маленький Марк умывался, подставляя ладошки под струю, сливаемую рабом из медного кувшина.

– Марк, осторожней. Не плескайся… – говорила Домиция.

Много чего говорила мать – не носись сломя голову, сохраняй достоинство, сиди прямо, спину не гни. Случалось, шлепала по рукам, когда Марк начинал почесывать голову возле висков. Не привыкай к дурному…

Была бы его воля, он ни капельки не расплескал, только бы услышать ее голос, увидеть ее. Теперь он не носится, как угорелый, сидит прямо, ведет себя достойно. Правда, виски иногда почесывает, но, мама, это так приятно. Где ты теперь пребываешь? В каком круговороте первостихий? Омывает ли тебя одухотворяющая пневма ? Помнишь ли ты, раздробленная на атомы, о своем сыне или забыла о нем, и в новом сочетании элементов уже ничто не напоминает о прежнем воплощении?

Марк почесал правый висок, затем левый, задумался. Должно быть, так и есть, и его мать, конечно, не помнит о нем, как не помнит умчавшийся солнечный луч о породившем его светоносном светиле, как не помнит травинка о семечке, из которого потянулась вверх. Это знание круговорота атомов, как убедительно доказали древние, должно доставлять радость. Они утверждают, что познавшему истину, имеющему понятие, как устроен космос, умирать легко. Такой человек без всякого страха ожидает приближение смерти. В этом вопросе основоположники, можно считать, разобрались до тонкостей.

Страх смерти, считай, одолели.

Но как справиться с ужасом жизни? С ежедневным неумолимым тяглом? Как быть с советом друзей назначить наследником Помпеяна. Это означало погубить родного сына, пусть даже он по молодости лет не испытывает интереса к философии, а слова «благо», «добродетельное, постыдное, безразличное» для него пустой звук. Или у него от рождения искривлено ведущее? Как поступить с Клавдием Помпеяном, оказавшимся игрушкой в руках людей, свихнувшихся на философии? Или прикидывающихся философами? Чем пропитана просьба лишить сына наследства? Только ли заботой о государстве, об общем благе, о чем они с таким жаром рассуждали в молодости.

Что теперь более всего заботит друзей? Добродетельный образ жизни или страх, что при Коммоде тот отставит их от управления сенатом?

Припомнились друзья – их лица поплыли перед умственным взором. Цинна Катул, руководитель сената в его отсутствие, груб и неуклюж. Квинтилий всегда подпевал ему, даже в детстве, как, впрочем, и учивший Марка латинской риторике старик Марк Корнелий Фронтон. Старик умница, оратор, однако страдает неумеренным подобострастием, Герод Аттик – гордыней. Квинт Юний Рустик отличался скоропалительностью в решениях и превосходящей все пределы жестокостью. Все друзья детства, соратники, учителя. Участники «заговора разумных», как во хмелю они иногда именовали себя. Последователи Зенона, Хрисиппа, Диогена, Эпиктета. Приверженцы знания, утверждавшие, что жить по природе – значит жить добродетельно.

Марк задумался – неужели постыдное в душах обладает большей силой, чем разум? Только не осуждать, пристыдил себя Марк! Если тревожит что-нибудь, вторгающееся извне, – не спеши, оглядись, постарайся узнать что-нибудь новенькое, полезное. Остерегайся и другой крайности – ведь глупец и тот, кто до изнеможения заполнил жизнь суетой и деяниями, а цели, куда направить устремление, не имеет. Брось вертеться волчком. Всегда помни о том, какова природа целого и какова моя и как они согласуются, а еще что нет никого, кто запрещал бы тебе и делать, и говорить сообразно природе, частью которой являешься.