Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. II. На руинах империи гуннов

– Если ты хорошо заплатишь, я помогу тебе.

Молодой араб кивнул согласной головой:

– Мы договоримся…

– Искать, – задумчиво поглядывая вдаль, добавляя весомости своим словам, произнес купец, – следы пропавшего народа надо тебе начинать в Хаджи-Тархане, разгромленной столице хазар. Кажется, вы прозвали ее у себя Итиль-тора. Сами же хазары, будто называли этот город Итиль. Я, кунак, тебе помогу найти человека, который многое слышал…

– Что же ты мне, почтенный Абдулла-ага, – возмутился княжич Глеб, – раньше ничего не сказал? Мы же проходили мимо развалин той самой столицы. Зачем мы зря проделали огромный путь? Я бы мог остаться и все узнать в Хаджи-Тархане. Потеряли бы всего дня два-три…

Глеб укоризненно качнул головой. Давно он уже был бы у себя дома, смог бы увидеть и обнять свою любимую сестру Настеньку…

– Прости, кунак, – пряча улыбку, ответил купец. – Для меня каждый день дорог. А путешествуя с тобой по территории вашей Булгарии, я чувствовал себя в полной безопасности. Потерпи немного. Через два дня будем в Хаджи-Тархане. К тому же, ты собирался вернуться в Ургенч…

Светлая улыбка украсила губы молодого человека. Снова перед его глазами возникла девушка с запахом миндаля и мяты по имени Кафия, и он явственно ощутил вкус ее чудных и податливых губ. Не думал он, что та ночь оставит в его душе ничем неизгладимый след…

Серый рассвет едва обозначил начало нового дня, когда на горизонте показалось небольшое селение, все, что осталось от некогда цветущей столицы хазарского каганата.

Из густых и высоких камышей стаями поднимались чирки, чибисы, утки. Но открывающаяся красота больше не волновала княжича.

Ожидание чего-то, просто так одними словами необъяснимого, бурно гнало и будоражило его молодую кровь.

Подошли они к полуразвалившимся, сгнившим от времени останкам того, что в прежние времена гордо именовалось причалом и составляло часть огромной гавани тогдашней столицы мира.

С трудом пришвартовались, скинули на землю узкие сходни.

В сопровождении нескольких воинов Абдулла-ага, Глеб и старый слуга Насыр отправились на поиски.

Не останавливаясь и не обращая внимания на снующих чумазых маленьких ребятишек, голоштанных и босоногих, нагло цепляющихся за края одежды, протягивающих грязные руки, выпрашивающих подачку, они прошли мимо жалких лачуг, то тут, то там выросших из темной воды, поставленных на деревянные сваи, покрытых побуревшим камышом…

На их пути попадались остатки того, что раньше гордилось своим величием. Фундаменты когда-то роскошных зданий были растащены по камешку. Кругом царило страшное запустение.

Лишь крысы по-хозяйски выглядывали, нагло смотрели им в глаза, провожали своим взглядом горящих нездоровым огнем глаз.

И вот княжич растерянно оглянулся. Разве может тут жить человек? Заметив смятенное движение своего спутника, купец усмехнулся:

– Люди, мой дорогой кунак, живут везде, даже в этих трущобах, где, кроме вечно голодных крыс, казалось бы, другим тварям делать нечего.

В низкой лачуге, убого выстроенной из больших, плохо подогнанных камней, кое-где местами густо замазанных красной глиной, смешанной с конским навозом, где от зияющих дыр оставались лишь узкие щелочки, на деревянном топчане сидел седой и древний, как сам их мир, старик. Его незрячие глаза неподвижно уставились на вход в жилище.

– Салам, Гаджи-Гасан, – приветствовал его купец. – Это я, Абдулла. Я привез тебе провизию.

– Ходай, наш всемогущий Бог, воздаст тебе за твою заботу о нищем старике, – мелко трясущаяся рука с жадностью приняла кусок лепешки.

– Когда ты ел в последний раз? – корабельщик внимательно осмотрел жилище, пустые полки, а на них ни единой крошки.

Зато во всех углах зияли дыры, прорытые вездесущими крысами. Не они ли начисто подметали все остающееся за хозяином…

– Два дня назад внук забегал, – прошамкал чуть повеселевший дед, почувствовавший вкус хлеба, – оставил немного еды. Им самим еды не хватает. Раньше к нам больше народу заглядывало. Я рассказывал им про то, как погибла наша страна. Нынче никого это не интересует.

– Сколько тебе лет, почтенный старик? – участливо спросил княжич.

– Говорят, – старец многозначительно поднял указательный палец кверху, – что мне больше ста лет. Может, и ошибаются. Последний раз я женился, когда мне пошел восьмой десяток. Лет тридцать с того прошло.

Приехавшим издалека его гостям показалось, что они ослышались. Может, все дело было в том, что этот старый огрызок просто не в ладах со счетом? За древностью лет в мозгах у него все перемешалось…

– Ты женился в столь почтенном возрасте?

– У меня был свой дом, – старик важно надулся. – В нем нужна была хозяйка. Потом уже он сгорел. В огне погибла жена, а от горя ослепли мои глаза. У нас родились две дочки. Сынок одной из дочек иногда и прибегает. Не помню, от какой. Столько детей держал я на своих руках и детей своих внуков. Потом пошли дети внуков и внуки их внуков…

– Скажи-ка, Гаджи-Гасан, – купец грубовато перебил нескончаемое перечисление, – куда делся народ хуннов? Ты слышал о таком народе?

На бледных губах немощного старика появилась слабая улыбка. Они чуть приоткрылись и скупо показали беззубый рот с розовыми деснами, которыми, видно, бедный и несчастный человек пережевывал всю пищу.

– Слышал ли я о таком народе? – голова его горделиво выпрямилась. – Это я, Гаджи-Гасан, прямой потомок Ашина?! Меня еще спрашивают!

– Скажи, почтенный Гаджи-Гасан, – вкрадчиво, чтобы еще чем-то не обидеть странного старика, спросил Глеб, – кто такой этот Ашин? Открой нам глаза на его происхождение.

Очень обходительные слова гостя, пришедшего вместе с грубоватым корабельщиком, растопили душу старика, и голос его смягчился:

– Хорошо, путник, я расскажу тебе. Только смочу свой рот глотком вина и запью им лепешку, принесенную вами.

Нисколько не торопясь, старик, словно он испытывал терпение своих гостей, неспешно отламывал от лепешки небольшие кусочки, тщательно их пережевывал, смакуя, запивал терпким виноградным вином…

На лице старого слуги уже начали проявляться признаки нетерпения, но немало времени прошло, пока Гаджи-Гасан не приступил к рассказу.

– Вождь великого народа хуннов, – медленно и торжественно начал он, – умер на середине пятого столетия нового времени и был сожжен на огромном поминальном костре…

Надувшийся гордостью рассказчик, закрыв глаза, вытянул руку и…

– Нам сказали, – Абдулла-ага перебил старика, – что хрустальный гроб с его телом опустили в воды Дуная.

– Про то, верно, рассказали вам на горе Урака? – усмешка исказила ссохшийся рот. – Гаук немного вам приврал. Аттилу – человека с Итиля сожгли на костре, а прах развеяли по ветру. Кто-то мрачно пошутил о том, что также прахом пойдут и все его труды. И предсказание вскоре сбылось. Вожди хуннов, позабыв о единстве, потеряв весь разум, начали воевать между собой. И все завоеванные ими народы разом выступили против хуннов, желая отомстить им за свою попранную свободу…