Элена Томсетт - Анжуйский принц. Серия «Закованные в броню»

– Что с вами, Монлери? Вы начинаете вспоминать?

– Да, – медленно произнес герцог. – Что-то определенно начинает проясняться в моей памяти, но, к сожалению, эти воспоминания совершенно сбивают меня с толку. Надо полагать, Гвидо приехал в Венецию вместе с вами?

– О да, конечно, – рассеянно ответила Изабелла, думая о чем-то своем.

– И где же вы остановились?

– Конечно же, у Энрике Контарини! – Изабелла стряхнула с себя задумчивость и снова ринулась в бой. – Мы приехали вместе с моим римским кузеном Бартоломео. Кстати, когда он узнал, что я собираюсь к вам сегодня, он попросил меня передать вам, что в замке Мальборг Эвелина жила в доме своего дяди, комтура Валленрода. Возможно, поэтому вы можете вспомнить ее под именем Эвелины Валленрод.

Изабелла закончила и с сомнением взглянула на герцога.

– Надеюсь, эта информация как-то помогла вам, Монлери? Мне она кажется полным вздором. Судя по всему, в Польше у Эвелины была очень насыщенная жизнь.

Прикрыв рукой глаза, герцог пытался слушать, что говорила Изабелла, в то время как в памяти его мелькали картины пикника возле старого охотничьего домика в лесу, белое платье девушки с распущенными волосами, придерживаемыми тонким золотым обручем, она останавливается и с улыбкой протягивает ему руку …. Эвелина Валленрод! Затем – темно-вишневое платье с пеной белоснежных кружев, ее откинутая назад голова, полузакрытые глаза, волосы, светлым водопадом обрушившиеся на его плечи и руки, сжимающие ее в объятьях. Он словно снова почувствовал легкий запах лавандовой воды, исходящий от ее волос, вкус ее губ, сладость ее дыхания, сводящие его с ума… Затем в его памяти снова прозвучали ее холодные слова, сказанные с таким леденящим душу презрением, что ему захотелось заткнуть уши: «Мне все равно, жить или умереть! Вы понимаете это, самодовольный болван?!» Белая Роза Ордена, фройляйн Эвелина Валленрод!

– Монлери!

Он опомнился только после того, как ощутил, что Изабелла трясет его за плечо.

– С вами все в порядке, Луи?

От волнения Изабелла назвала его по имени, чего всегда избегала делать, потому что считала его необычайно привлекательным молодым человеком, принадлежащим, к тому же, к двум могущественным ветвям Анжуйского королевского дома.

– Да, конечно, Изабелла.

Герцог сделал вид, что не заметил ее оговорки.

Он уже хотел было предложить Изабелле выйти на воздух, на мощенную камнем площадку перед домом, окруженную каменной балюстрадой и увитую розами, как внезапная вспышка воспоминаний снова поразила его. На этот раз он увидел лицо еще не старой и прекрасно сохранившейся женщины лет сорока, встревоженное и напряженное, в то время почувствовал как к губам его прижимается край стеклянного сосуда с горьковатой тягучей жидкостью. «Пей, Львенок, все будет хорошо, – зазвучал в его ушах знакомый голос. – Королева была права, поляки действительно выиграли эту битву. Ты свободен. Спи!»

Изабелла Кавальканти с жалостью и страхом посмотрела в его внезапно побледневшее лицо.

В этот момент в приемную залу дома герцога в Венеции вошли еще две женщины, сопровождаемые тремя мужчинами.

– Гвидо! – с облегчением воскликнула Изабелла, узнавая в одном из них своего мужа.

– Что случилось? – почти в один голос воскликнули обе вошедшие женщины, моментально отмечая необыкновенную бледность герцога и встревоженный вид Изабеллы Кавальканти.

Одна из них была испанская тетушка герцога, а вторая – графиня Диана Даванцатти, вместе с которой появились граф Энрике Контарини и его римский кузен Бартоломео.

Герцог поднял глаза, чтобы сказать нечто, уверяющее всех присутствующих, что ничего не произошло, взглянул в лицо Дианы Даванцатти и некоторое время смотрел в него, не отрываясь, прежде чем, глядя прямо в ее глаза, неожиданно для самого себя произнес внезапно выскочившее в его памяти имя:

– Марина Верех!

К всеобщему изумлению, графиня Даванцатти вскрикнула, побледнела и упала в обморок.

– Пан Тенчинский! – торжественно провозгласил Войцех, старый дворецкий замка в Остроленке, появляясь в дверях парадной залы для приемов.

Стоявшая у проема узкого стрельчатого окна молодая женщина вздохнула, взглянула в последний раз вдаль, на подернутые золотистой закатной дымкой остроконечные шпили городских костелов Остроленки, и, опустившись в кресло, нахмурила брови.

– Боже всемогущий! – с тоской в голосе сказала она. – Когда же, наконец, это кончится?

Стоявший подле нее управляющий почтительно молчал, опустив долу очи, чтобы не испытывать обычного смущения, с которым он всегда смотрел в лицо своей красивой молодой хозяйки.

Княгине Острожской было немногим больше двадцати трех лет. Какой-то странный каприз управлял поступками этой своевольной молодой женщины после преждевременной кончины ее мужа. Будучи необыкновенно хороша собой, она равнодушно отклоняла многочисленные предложения нового замужества от самой элиты польской знати, не делая никаких попыток вновь устроить свою судьбу. Спасаясь от докучливых ухаживаний назойливых поклонников, княгиня часто и подолгу жила в монастыре, а затем с пленительной улыбкой на устах снова появлялась в Кракове, ослепительно прекрасная и холодная, как лед. Время от времени по столице начинали циркулировать слухи о ее благоволении к пану Тенчинскому, племяннику каштеляна польского короля Владислава Второго Ягайло, распускаемые, по видимости, им же самим, но, в конечном счете, все они оказывались опровергнутыми. Князь Тенчинский в очередной раз просил руки пани Острожской у короля, молодая вдова безразлично повторяла свой отказ и вскоре вновь отправлялась в монастырь. Казалось, она не испытывала никакого интереса ни к кому из окружающих ее людей, кроме собственного маленького сына, и окончательно не порывала узы светской жизни, пожалуй, только ради него.

Два дня назад она благополучно возвратилась из своей очередной поездки в монастырь, но, вопреки обыкновению, не спешила в Краков, а вот уже третью неделю жила в родовом имении покойного мужа, Остроленке.

Дворецкий терпеливо ждал ответа.

– Как он только меня находит! Следит он за мной, что ли! – княгиня была чем-то сильно раздражена. – Скажите ему, что я не могу принять его сейчас. Если он изъявит желание подождать, приготовьте ему комнату.

Не успело смолкнуть в зале эхо ее слов, как высокие тяжелые двери растворились, и в залу стремительно вошел белокурый молодой человек с белесоватым шрамом, пресекавшим наискось его левую щеку.

Лицо княгини еще более омрачилось.

– Прибыл пан Збигнев из Олесницы, королевский секретарь, – так же невозмутимо, как и прошлый раз, доложил дворецкий, вновь появляясь на пороге залы.