Вера Гривина - Стрелецкий бунт. Роман

А Артамон Сергеевич проворчал с брезгливой гримасой на лице:

– Нельзя потворствовать черни! Чем слабее на подлых людишках узда, тем они более склонны к недовольству!

– Верно! – поддержал его Кирилла Полиектович. – Надобно самых рьяных бунтовщиков повесить на стене Земляного города, чтобы остальные, глядючи на них, устрашились.

– Чернь мы утихомирим, – уверенно заявил патриарх. – А среди бояр у нас почитай единомыслие.

– Неужто никто не пытался вступиться за царевича Ивана? – осведомился Матвеев.

– Кто вступится? – ухмыльнулся Нарышкин. – Бояре, даже ежели и недовольны, своего недовольства не выказывают, сам Иван робок, а среди его родни есть лишь один смельчак, да и тот – девица.

– Ты про кого? – удивился Артамон Сергеевич.

– Про царевну Софью Алексеевну. Ох, и люта она! Кабы у нее была сила, с нас пух и перья полетели бы. Но бодливой корове Бог рогов не дал. Не может девица, пущай и царевна, тягаться с нами.

Матвеев устало вздохнул:

– Надобно бы о делах потолковать, да утомился я в пути. Лета берут свое.

– Чай, тебе пятьдесят осьмой годок пошел, – вставил Нарышкин. – Старик ты уже.

– Я на два года тебя моложе, – напомнил ему Артамон Сергеевич.

Патриарх поднялся.

– Наши дела могут немного подождать. Ступайте оба отдыхать, а завтра утром, Артамон Сергеевич, я буду ждать тебя и князя Юрия Долгорукова.

В выборе Иоакимом второго для себя собеседника не было ничего странного: старый князь Юрий Алексеевич Долгоруков все-таки был главой Стрелецкого приказа и, пожалуй, самым уважаемым из бояр. А вот то, что патриарх не вызывал назавтра Кириллу Полиектовича, могло значить лишь одно – отцу царицы указывали его место. Глава семейства Нарышкиных, хотя и был недалек умом, намек сразу понял и нахмурился, однако ничего не сказал.

Попрощавшись с патриархом, Артамон Сергеевич и Кирилла Полиектович покинули Крестовую палату.

«С Божьей помощью мы сумеем сохранить наше православное государство», – подумал патриарх, когда за его гостями затворилась дверь.

Долгое время в Москве не было иных защитных укреплений, кроме кремлевских. Лишь в тридцатые годы XVI века правившая за малолетнего сына Ивана (будущего царя Ивана Васильевича Грозного) Елена Глинская возвела каменные стены Китай-города, а в царствование Федора Ивановича 23 23 Федор Иванович – русский царь (1584 – 1598), сын царя Ивана Васильевича Грозного. появились Белый город и Земляной город.

Дворы знати располагались вблизи Кремля – в Китай-городе и Белом городе. Что касается торговцев и ремесленников, то большинство из них жило в Земляном городе, где, за редким исключением, обитали и стрельцы, чьи слободы находились в Замоскворечье, рядом с Девичьим полем, на Пречистенке, у Петровских ворот и на Сретенке.

В военных походах стрельцы составляли костяк русской армии, а в мирное время они несли караульную службу в городе и охраняли царские палаты. В сравнении с посадскими людьми 24 24 Посадские люди – городские жители (мелкие торговцы, ремесленники, промысловики), обязанные нести тягло: то есть, платить денежные и натуральные подати, а также нести многочисленные повинности. , их положение было привилегированным, однако и им тоже доставалось немало тягот, число которых с тех пор, как царь Федор слег, значительно увеличилось. Служивые роптали и пытались жаловаться, однако эти жалобы оборачивались против самих жалобщиков. Последние надежды стрельцов на справедливость рухнули со смертью государя. А тут еще к прежним обидам прибавилось недовольство беззаконным возведением на престол малолетнего Петра, вместо взрослого Ивана. И все-таки военное сословие, включая и самую беспокойную его часть, московскую, присягнуло новому царю без помех. Но после присяги волнение среди служивых неожиданно вспыхнуло с небывалой прежде силой, причем его застрельщиками стали, как уже было выше сказано, командиры полков и более мелкие стрелецкие начальники – в общем, те, на кого их подчиненные еще недавно подавали челобитные.

Если рядовыми воинами становились сыновья стрельцов да гулящие люди 25 25 Гулящие люди – свободное население России, не приписанное ни к служилому, ни к посадскому разряду. Они не несли государственных повинностей, не платили податей и обычно содержали себя работой по найму. С 1681 года из этой среды назначались часто палачи. , а в десятники и пятидесятники попадали из той же стрелецкой среды, то полковниками, подполковниками (их еще называли полуполковниками), а с некоторых пор и капитанами (бывшими сотниками), могли быть только либо дворяне, либо неродовитые дети боярские. Даже Артамон Сергеевич Матвеев когда-то служил стрелецким головой 26 26 До 1678 года стрелецкие полки назывались стрелецкими приказами, а стрелецкие полковники – головами. . Из этого слоя российского общества он единственный смог так высоко подняться, другие же командиры государевой надворной пехоты дослуживались в лучшем случае до должностей воевод где-нибудь, как правило, в российской глуши. Полковники, подполковники и капитаны были крайне недовольны своим положением, почему они и решили добиваться для себя привилегий. Быстро столковавшись между собой, военачальники взялись налаживать отношения со своими подчиненными, не скупясь на обещания стрельцам и на обвинения «бояр-изменников».

В начале мая стрелецкие слободы уже бушевали так, что это слышала вся Москва. Служивые собирались кучками, спорили до хрипоты и лезли в драки. Самым шумным местом была Сретенка, куда днем стекались стрельцы всех московских полков. Время от времени там появлялись староверы со своими проповедями. Обстановка напоминала тлеющий костер. Пока еще вспыхивали только искры, но в любой момент могло разгореться пламя.

12 мая едва пасмурное утро сменилось солнечным днем, как и сама улица Сретенка, и окрестные переулки запрудились служивым людом. Большая толпа собралась возле храма Сергия чудотворца, возведенного из дерева в начале царствования первого Романова, Михаила Федоровича, а теперь строящегося заново из прочного камня. Церковь была вся в лесах и без креста, поэтому не вызывала у толпящихся вокруг нее людей должного почтения. В запале стрельцы порой бранились самыми скверными словами, чего они никогда не позволяли себе рядом с действующим храмом. А сразу после полудня возле церковной ограды возникла потасовка. Вначале подрались четверо, остальные же взирали на них, подбадривая дерущихся, но дурной пример заразителен, и драка постепенно разрасталась. Остановило эту рукопашную схватку вмешательство явившегося посмотреть, что происходит в храме, священника. Поскольку отца Василия стрельцы очень уважали, то, стоило ему начать говорить, как драчуны сразу же утихомирились. В закончившейся потасовке больше всех досталось невысокому и поджарому стрельцу со светлой бородкой клинышком. У него было разбито лицо, а из носа текла кровь. Он выругался и бросился прочь, размахивая оторванной полой желто-оранжевого кафтана.