Вера Гривина - Стрелецкий бунт. Роман

Замоскворечье не было затронуто волнениями, и там текла привычная жизнь. На Большую улицу 28 28 Прежнее название Пятницкой улицы. приезжали из окрестных сел повозки, с которых местные хозяйки покупали продукты. В кузнецкой слободе слышался металлический звон, и пахло горячим металлом. Женщины занимались хлопотами по хозяйству или болтовней. Многие мужчины отправились за реку, в центр города, а те из них, которые остались, занимались своими обычными делами.

Около трех часа по полудню в замоскворецкой стрелецкой слободе появилось четверо верховых – стрелецкие полковники Афанасий Левшин, Лука Карандеев, Павел Бохин и Семен Грибоедов. Они дружно перекрестились на недавно возведенный храм Троицы Живоначальной и свернули в проулок, ко двору полковника замоскворецких стрельцов, Матвея Вишнякова.

Ворота были распахнуты, и из них выезжал крытый возок в сопровождении конного стрельца. Полковники, прижавшись к ограде, пропустили мимо себя повозку.

– Вы к нашему хозяину? – спросил открывавший ворота холоп.

– Вестимо, к нему, – откликнулся мрачный Грибоедов.

Вишняков стоял на крыльце своей двухэтажной хоромины. Он был невысоким и кряжистым, его круглое, морщинистое, красноватое лицо походило на печеное яблоко. Густые волосы и пышную бороду замоскворецкого полковника уже покрыла седина.

– Доброго тебе здравия, Матвей! – поприветствовал хозяина здоровенный Карандеев. – Принимай гостей!

В глазах Вишнякова мелькнуло беспокойство, но он поспешил улыбнуться.

– Здравствуйте, люди добрые! Я гостям завсегда рад! Пойдемте в горницу!

В просторной, светлой горнице пахло свежей стружкой.

– Ты никак переделки у себя затеял? – спросил самый пожилой из полковников, Левшин.

– Ну, да, – ответил хозяин. – Захотел я угодить молодой женке и обновил наши хоромы.

– Балуешь ты ее, – осуждающе заметил Карандеев. – Вон на что не пожалел деньжищ.

Он указал на сияющие новизной явно не дешевые печные изразцы.

– Почто же ему молодицу не побаловать, – хмыкнул худой до измождения и крючконосый Бохин. – Поглядел бы я на тебя, Лука, кабы ты свою старую женку схоронил да на красной девке женился.

– Схоронишь ее, – буркнул Карандеев. – Она наших внуков переживет.

– А где твоя женка? – спросил Грибоедов у хозяина.

– Навещает родителей. Мать у нее захворала. Вы с ней у ворот разминулись.

Он выглянул в сени и крикнул:

– Устинья! Где тебя носит? Подавай на стол!

Немного погодя, в горницу вошла рябая баба – она быстро накрыла стол и удалилась. Хозяин и гости принялись за трапезу. Вишняков налил всем водки и поднял свою чарку.

– Ну, будем здравы!

– Будем! – дружно ответили ему.

Когда гости выпили и закусили, хозяин осведомился с нарочитой заинтересованностью:

– Что там у вас творится?

– Мало доброго, – буркнул Грибоедов.

– Неужто все так худо? – воскликнул Вишняков.

Ему ответил Левшин:

– Тебе, Матвей, стоит навестить нас да и узнать, каково нам живется. Али ты прилип к бабьему подолу?

– Будто я не бываю в Кремле, – пробурчал хозяин, краснея.

– Может и бываешь, – подал голос Бохин, – да токмо я тебя с самой смерти государя Федора Алексеевича не видал. Вчера пришлось о тебе твоих пятидесятников, Перфильева и Осипова расспрашивать.

– Где ты их встретил?

– На Сретенке. Они мне оба с Чигирина запомнились.

Вишняков кивнул.

– О Чигирине и я часто вспоминаю. Жаль наших погибших товарищей, а еще более жаль, что бояре-изменники не наказаны за совершенное злодейство.

Раздался дружный вздох, ибо все присутствующие были в Чигирине. Шесть лет назад российское правительство ввязалось с подачи Матвеева в войну с Османской империей. Главным мотивом Артамон Сергеевич избрал защиту поляков (пусть и иного толка, но все-таки христиан) от турок-магометан, однако польский король Ян Собеский неожиданно для своих союзников заключил мир с Блистательной Портой 29 29 Блистательная Порта – правительство Османской империи. , отказавшись в пользу турок от Украины. Прочие европейские государи, ранее обещавшие российскому царю поддержку, предпочли умыть руки и наблюдать за происходящим со стороны. На самой Украине правобережный гетман Петр Дорошенко объявил себя союзником Османской империи, а его столица, крепость Чигирин, стала местом, откуда готовилось объединенное наступление турок, татар и казаков на Киев. Полковнику Григорию Косаговыу все-таки удалось без боя захватить Чигирин. Несмотря на то, что потом состоялась победоносная для русских битва, государь Федор Алексеевич и его приближенные решили сдать захваченную крепость, предварительно его разрушив, поскольку затяжная война могла стать для России гибельной. Но для украинского населения и российских воинов Чигирин имел символическое значение, поэтому московские власти предпочли скрыть свое участие в его гибели. Вина за разрушение крепости легла на воевод, князей Ромодановских, отца и сына; они, конечно, не оправдывались, так как тогда бы им пришлось обвинять государя Федора Алексеевича. Князьям Ромодановским, впрочем, никто при дворе и не поставил в укор уничтожение Чигирина, а мнение стрельцов на сей счет мало трогало бывших воевод.

– Давайте помянем наших погибших товарищей, – предложил Левшин.

Когда чарки были осушены, хозяин сразу же наполнил их вновь со словами:

– Выпьем за здравие государя нашего…

Он сделал паузу.

– …Ивана Алексеевича! – закончил за него Карандеев.

– Неужто его все-таки нарекли? – спросил Вишняков.

– Мы его завтра наречем, – изрек Бохин.

– Как так? – не понял хозяин.

– А вот так, – отозвался Левшин. – Стрелецкие полковники меж собой порешили поднять завтра своих людей и явится в Кремль, дабы потребовать законного наречения царем Ивана Алексеевича да и наказать бояр-изменников.

– Пора браться расправы, – злобно зашипел Карандеев. – Бояре достойны казни и за гибель государя Федора Алексеевича, и за воровство, и за иные свои грехи. Пущай и Чигирин им выйдет боком! Мы имена бояр-изменников записали, а первым в нашем списке Матвеев, за ним идут и Нарышкины, и князья Ромодановские, и Языков, и прочие виновники наших бед.

– Матвеева же почитай пять лет не было в Москве, – напомнил Вишняков.

– Ну, и что! – настаивал на своем Карандеев. – Он до своей опалы успел вдоволь покуражиться. А касаемо его причастности к смерти царя ни у кого нет сомнения. Он же знал, что ему не возвысится, покуда Федор Алексеевич жив.

– Языков и Нарышкины держали с Артамошкой Матвеевым тайную связь, – уверенно заявил Бохин. – Он давал указания им и патриарху.

Вишняков всплеснул руками.