Ева Наду - Место под Солнцем. Книга первая

Король приподнял брови, усмехнулся.

– Что ж…

Обернулся к Генриетте.

– Нам известно, принцесса, что вы недолюбливаете Северака-младшего. А я, сознаюсь, иногда с трудом выношу его отца. Но оба они смелы и верны Короне. На таких людей, как эти два упрямца, опирается трон. А государственные интересы всегда должны быть на первом месте.

Мориньер склонился, признавая безусловность высказанного его величеством тезиса. Генриетта присела в реверансе. Да так и замерла в этой неудобной позе.

Людовик обвёл их взглядом. Кивнул. Взял принцессу под руку, поднял её.

– Мы приняли решение, – сообщил, горделиво вскинув голову. – Я давно замечаю, что ваш молодой приятель, граф, не слишком доволен должностью, которую он получил некоторое время назад. Вы и прежде говорили мне, что Жан-Луи де Северак более солдат, чем придворный. Что вы скажете, любезный граф, если мы предложим вашему другу на год-другой отправиться в Новый Свет?

– Я скажу, что у вашего величества появилась забавная привычка подобным образом решать довольно большой круг вопросов, – усмехнулся Мориньер.

Довольный, что всё так хорошо устроилось, Людовик засмеялся колкости графа по-мальчишески весело. Направился к двери. У самого выхода из комнаты остановился и игриво потрепал по щёчке следовавшую за ними принцессу. У него вновь было прекрасное настроение. И он был готов шутить.

– А вы, дорогая Генриетта, будьте внимательнее к вашему мужу. Иначе ваш супруг выведет своим нытьём из терпения не только своего брата, но и короля. И тот непременно отправит его… ну, скажем… в Новый Свет. Воевать во имя величия Франции.

И, улыбаясь, Людовик прошёл по комнатам, где продолжали толпиться все те, кого полчаса назад выставили из покоев принцессы.

* * *

В рискованной шутке Мориньера была значительная доля правды. Людовик, в самом деле, в последнее время был заметно озабочен недостаточно успешным развитием заокеанских земель.

Впрочем, что там – недостаточно успешным? Катастрофически ничтожным!

Сведения, поступающие из Новой Франции, были обрывочными и, как полагал Людовик, не вполне достоверными. Одно было совершенно очевидно: Компания поселенцев, на откуп которой однажды было отдано монопольное право на принятие решений по развитию земель, ставших в своё время их вторым домом, не справлялась с возложенной на неё ответственностью.

Кольбер предлагал Компанию распустить. Людовик колебался. Просматривал приходившие из Нового Света бумаги, пощипывал себя за отрастающие усы. Размышлял. Изучив документы сам, передавал их Мориньеру.

Так и в последний раз, около недели назад, Людовик призвал к себе Мориньера, выложил перед ним несколько исписанных убористым почерком листов.

Мориньер знал и этот почерк, и человека, составившего письмо. Читал с интересом. Когда закончил, отложил бумаги в сторону.

– Что вы думаете об этом человеке? Можно ли доверять его суждениям?

– Более чем, ваше величество, – ответил Мориньер. – Я знал преподобного отца в то время, пока он был во Франции. Это образованный и смелый человек.

– Давно ли он находится в Новом Свете?

– Если не ошибаюсь, он отбыл из метрополии около шести лет назад. И с тех пор изо всех сил, какие только даны человеку, способствует распространению христианства среди аборигенов. Отец Даблон более многих других достоин доверия, ваше величество.

Людовик кивнул. Заговорил пылко – то ли к Мориньеру обращался, то ли самому себе вещал. Говорил о сильных побуждениях к развитию колоний, какие имелись теперь у Франции, о необходимости создания там новой, стройной системы управления. О регулярных войсках, которые следовало бы отправить в колонию, дабы они могли успешнее оказывать сопротивление агрессии коренного населения Новой Франции.

– Нужно направить туда солдат. Молодых, сильных, готовых сражаться за Францию и умереть, если придётся! Французы – храбрецы. Но им не хватает сил противостоять бесчисленным полчищам индейцев! Вот недавно, совсем недавно, – вы в курсе, наверное, – этот смельчак, Адам д’Орме, бросился со своими молодцами навстречу выступившему войску ирокезов. И победил их. Конечно, победил! Ведь именно благодаря его доблести и доблести его солдат индейцы отказались от плана нападения на Виль-Мари! Вы слышали?

Мориньер слышал. Улыбался внутренне. Когда его король определял для себя цель, ничто более не могло его остановить.

* * *

– А теперь говорите, друг мой, говорите! Что заставило вас явиться ко двору в виде, достойном разве что трактира? – Людовик быстрым шагом пересёк бесконечное множество комнат, прошёл по коридору, сопровождаемый двумя факельщиками, и теперь направил свои стопы в небольшую, смежную со спальней, комнату. Замер на мгновение перед большим пузатым трюмо.

Мориньер оглядел себя в зеркало. «Достойное трактира» платье! Улыбнулся – видел бы его Людовик в иные дни, когда ему, Мориньеру, приходится опускаться на самое дно Парижа!

– Простите, сир! Ассамблея духовенства закончила свою работу. И я счёл, что ваше величество извинит мне дорожное платье, когда прочтёт письмо, адресованное отцом Аннá.

Людовик быстро распечатал письмо.

– Отец Аннá пишет, что они потребовали от духовенства осуждения Пяти положений, – сообщил, глядя на Мориньера в зеркало.

Король сделал несколько шагов в сторону, бросил письмо на длинный стол и возбуждённо заходил по комнате.

– Ассамблея подтвердила решение 1657 года. Прекрасно! Мы этого ждали! И я приложу все силы, чтобы сокрушить янсенизм. И пусть… пусть нам говорят, что в основе этого мировоззрения лежат добрые намерения. Если оно не учитывает… если не хочет учитывать те опасные последствия, которые из него могут проистекать, оно вредно. Даже опасно.

Мориньер стоял, не шелохнувшись. Спокойно дожидался конца речи.

– Вы не согласны, сударь? – король внезапно остановился перед ним. Он хорошо знал, что долгое молчание слуги довольно часто означало несогласие.

– Я воспитанник иезуитов, сир. А наш Орден безусловно поддерживает точку зрения вашего величества.

Король усмехнулся:

– И когда это мешало вам иметь собственное мнение?

Мориньер едва заметно улыбнулся в ответ. Промолчал.

– Я помню Фронду, – воинственно взмахнул рукой король. – Слишком хорошо помню. И мне не нужно, чтобы на смену той, открытой и циничной, Фронде пришла другая Фронда – тайная и лицемерная. Я не терплю эту секту. С этой их отвратительной назойливостью и стремлением к назиданиям! Я не желаю, чтобы эта пока ещё едва заметная, полусекретная организация, чьи щупальца незаметно для нас с вами проникают во все сферы общества, мешала управлению государством. Даже при дворе я чувствую её влияние. Возьмите хотя бы этого интригана – Арно де Помпонна. Он слишком вольно чувствует себя! Слишком! Разве вы этого не ощущаете? Вы не замечаете, что влияние их на судейских так велико, что становится очень похоже на внедрение в государственные службы? Чему же вы удивляетесь? – inde irae – отсюда и гнев. Разве он безоснователен?