Вальтер Скотт - Анна Гейерштейн. Или Дева Тумана

– Если это будет не так, то им же хуже, Килиан, – сказал наместник. – По мне, целая глотка стоит того, чтобы о ней позаботиться, хотя бы ради кровяных колбасок и шварцского пива, не говоря уже о ветчине из Вестфалии и вине из Ниерштейна 53 53 Ниерштейн – в небольшой немецкой деревушке с таким названием производилось знаменитое на весь мир вино. – перезанное горло не способствует аппетиту, Килиан.

– Я разъясню им, с кем их выгода. Будьте покойны, меня учить не нужно, как вашей милости подбросить мяч.

ОГЛЯДЕВ гнетущую картину опустошения, занавесь которой содрал ветер, Артур сказал:

– На любой равнине я бы решил, что буря стихает; а в этих диких местах я боюсь обмануться. Но если злобный дух Пилата неразлучен с ветром, то он уже далеко на пути в свою могилу. Тропа обрушилась, но если вы позволите, батюшка, я переберусь по склону на ту сторону, где дорога не задета камнепадом. Следуя по ней, я найду людей, живущих близ этого «орлиного гнезда», и попрошу у них помощи; или докричусь до них, если не будет дороги.

– Нет, слишком рискованно. Пусть наш проводник идет туда – он родился в горах и не раз бывал в подобных переделках, а я щедро его награжу.

Но Антонио наотрез отказался:

– Рожден я горцем, но не серной, чтобы сигать по утесам; и не вороном, чтобы летать со скалы на скалу. Никакое золото мне не заменит жизни!

– Сохрани Бог, чтоб я стал упрашивать тебя или неволить! Иди, Артур, я за тобою, – недолго думая заключил Филиппсон и шагнул на край пропасти.

– Хоть я и в вашей воле, батюшка, но этому не бывать! По чести и по совести моя жизнь меньше вашей стоит, и если уж рисковать, то только ею.

– Нет! – возразил отец решительно. – Сын мой, я многое пережил, но не переживу твоей гибели.

– Мне не страшно идти одному, но с вами, батюшка, боюсь, я не смогу и шага сделать потому, что буду думать лишь о вас. А если я все же сорвусь и погибну, то вы ведь справитесь и без меня, отец; но без вас я не справлюсь. Вспомните, какое дело возложено на вас!

– Ты прав, сынок, ты прав, есть еще узы у жизни покрепче отцовского долга, хотя без тебя и лишенные смысла. Святая Дева Мария и Иисус Спаситель помогай тебе, сынок! Ноги и руки твои сильны и молоды, ты не раз взбирался на Плинлимон 54 54 Это самая высокая гора в Центральном Уэлльсе имеет высоту всего около 740 м над уровнем мирового океана, тогда как Швейцарские Альпы поднимаются до 4638 м (пик Дюфур), а описываемая в романе местность лежит на высоте более 2000 м. и привык сверху смотреть без боязни на дно глубоких ущелий. Будь смел, но береги себя – помни, что есть человек, которому, потеряв тебя, останется исполнить последний свой долг…

Юноша, собираясь в опасный путь, скинул тяжелый плащ и остался в короткой серого цвета безрукавке, которая не скрывала его крепкого телосложения. Решимости у отца заметно поубавилось, когда сын обернулся, чтобы с ним попрощаться. Он повелительным жестом хотел было воспрепятствовать намерению сына, но Артур легко прыгнул с выступа на узкий карниз; по ветвям старого ясеня, росшего в расселине, юноша достиг, хотя и с риском, другого уступа, по которому он хотел добраться невредимой тропы. Опасность проделываемых юношей трюков, была так велика, что проводник, следящий за прыжками Артура, едва ли дышал. Выступ, которым храбрец осмелился идти, был столь узок, что, временами казалось, будто Артур чудом висит на отвесной стене совсем без движенья. Но он продвигался вперед внимательно изучая взглядом все, что могло удержать его на скале, и стараясь не смотреть вниз – в зияющую бездну. Отец Артура и проводник не могли отвести взглядов от юноши, который прошел уже так далеко, что размерами походил на муравья, ползущего по вертикальной стене. Старик глотал раскаянье, что не настоял на возвращении назад той же дорогою.

А сын, меж тем, одолевая свои страхи, побеждал один преграды одну за другой. «Этот карниз, – говорил он сам себе, – конечно, узок, но мне на нем лишь подтянуться. А те два далеки друг от друга, но на первый я встану ногами, а за другой ухвачусь руками. Опора тверда и надежна, и дух мой крепок».

Так, взвешивая каждый свой следующий шаг, всякий раз трезво оценивая опасность и полагаясь на ловкость, храбрый юноша продолжал страшный переход, продвигаясь вперед с осторожностью и присутствием духа, которые одни только могли спасти его от падения и неминуемой гибели. Наконец, он достиг громадного обломка скалы, за которым, невесть как держащемся на крутизне, ничего нельзя было увидеть. Он выдавался более чем на шесть футов, и глубоко под ним ревел поток. Если бы молитва могла помочь, то ей пришло самое время. С величайшей осторожностью Артур насколько мог оторвался от скалы и огляделся. Увидев за выступом кроны деревьев, он догадался, что эта каменная глыба, пусть и нелегкое, но последнее препятствие. Если б ему удалось преодолеть его, то все страхи остались бы позади. Но огромный каменный зуб торчал так, что обойти его было нельзя. До верхнего края обломка оставалось всего несколько футов прямо над головой Артура. Выбора не было. По обнаженным корням склоненного над пропастью дерева он добрался до ствола, взобрался на него, и шагнул на гладкую поверхность непреодолимой преграды. Но едва он утвердился на нем, мысленно уже себя поздравляя, и успев мимолетным взглядом увидеть среди дикого нагромождения скал и лесов за мрачными развалинами замка Гейерштейн дымок жилища, как, к великому своему ужасу, почувствовал, что огромный зуб, на котором он стоял, заколебался под его весом и, медленно кренясь вбок, начал движение вниз.

Артур, не раздумывая, прыгнул с падающей скалы обратно на дерево, по которому он только что взобрался. При этом он, побуждаемый неодолимой силой, смотрел на свергающийся роковой обломок скалы. Две или три секунды эта громада качалась, будто б раздумывая, куда ей упасть… и вдруг, глыба весом около двадцати тонн ринулась по отвесной в пропасть, дробя и кроша в своем стремительном падении все встречающееся ей на пути: камни, кусты и деревья, и с грохотом, равным залпу ста орудий, ухнула в реку. От скалы к скале пророкотало оглушительное эхо, и раздавшийся гул, раздробившись на тысячи отголосков, еще долго держал в напряжении всю округу, пока понемногу не стих. Только где-то очень высоко, в области вечных снегов, эхо в последний раз донесло до величественных, равнодушных к жизни безмолвных вершин звуки случившейся катастрофы, но покрытые снегом исполины безучастно выслушали печальный голос низин и промолчали.