Евгений Киринчук - Повести о казаках Алтая

– Вы как избы поставите в Белоярскую сразу, писарь перепишет и живите с Богом.

– Спаси тя Христос! Благодарствуем!

– Трогай казаки, за мной.

Казаки неспешно потянулись за старшим поигрывая нагайками. А как же, девку служивые увидели, плечи подняли, бороды задрали, молодцы казачки, красавцы. Втянулись по дороге в бор, за спиной Серебренников услышал разговор между казаками.

– Видали братцы, кака цаца! – с восторгом говорил молодой казак Сафон Зудилов.

– Да ей годов с полста, да и мужик тя Сафон на вилы посадит! – Шутил в тон ему Степанка Кротов, – смари, мужики те до баб жадные!

– Да я про дочку, балда ты поперечная.

– А я-то думал баба тебе понравилась. Ха-Ха-Ха!

– Тебе бы всё ржать, Кротов, а я можа жениться хочу.

– А тебе Сафонка скока годов-то, а? – не унимался Степан.

– Двадцать пять, а что?

– Дык ты новой указ царя не слыхал разве? По новому указу казаки могут жениться токо после пятидесяти лет.

– Не слыхал, – пригорюнился Зудилов. – А почему, так-то?

– Посля пятидесяти годов у казака сопли не пузырятся и бабы над имя не смеются!

Тут пошёл такой хохот, аж бор затрясся, ржали все даже кони.

– Ну будя лес пугать, – вытирая слёзы прохрипел Серебренников, – хватит ржать, жеребцы!

Проехали так версты четыре и выехали на большую поляну. По левой стороне поляны речка петляет вдоль бора, от речки огромная поляна версты три вширь и длинны вёрст пять будет. Поляна ровная без бугров так и просится на застрой.

– Благодать-то, какая живи, не хочу! – опять восторгался Сафонка Зудилов.

– А ты укради кралю-то и сюда жить, на ровной месте детей сподручно делать, Гы-Гы-Гы. – Опять подначил Кротов.

– А прав Зудилов-то, место под жильё славное, – подтвердил немолодой казак Василий Сартаков.

– Хорошее место, – подтвердил Серебренников, – айда казаки назад, до Белоярской.

Пошли в обрат, подмечая всё на пути. Да, места в округе Белоярской знатные и леса много и полей под пашни, живи и радуйся. Да и зверя промыслового немало, с голодухи не помрёшь.

– Голова, а голова, – услышал голос Сафона Зудилова Серебренников.

– Чего тебе, Сафонка?

– Ты разреши мне заимку тут поставить, а? Уж больно понравилось мне тута!

– Ставь, не жалко, отметь у писаря и ставь! Только сдаётся мне, Кротов-то прав, не поляна тебе понравилась, а близость к девке той. Ну да не обижайся, понравилась женись, дело доброе!

В Белоярскую въехали уже под вечер. Пока рассёдлывали коней, подошёл Мезенцев пятидесятник. Подошёл к Серебренникову и сказал:

– Калмыки появились, недалече напротив нас через Обь шатры ставят.

– Пойдем в приказную избу, там расскажешь, – и приказал казаку Дементьеву. – Расседлай мого коня и напои, не забудь овса подсыпь.

– Сделаю.

Прошли в приказную избу, зажгли лучину, сели за стол.

– Говори Никифор.

– Андрейка Расказов с казаками в речном дозоре был. Зашли в Обь и к левому берегу, там дозором они стоят. Сёдни к полудню услыхали шум на берегу. Послал Расказов двух казаков проверить, что за шум. Пришли, говорят со стороны Барнаулки калмыков сотни полторы, оружные напротив Белоярской шатры ставят, костры разводят, вроде как ждут кого.

– Если ждут, это плохо, – почесал затылок Степан, – кого ещё несёт? Пошли разведать казаков, кто к ним ещё идёт. Придут, думать будем, как и что.

Зашевелилась крепость, послали за Юдиным пушкарём, казаки осматривали оружие, затаскивали лишние лодки под замок. Башни в сторону Оби ощетинились пушками и фузеями, подносили ядра и картечь к ним.

Разведчики вернулись к утру и прямиком к приказчику. Высмотрели, что к калмыкам кои стоят напротив Белоярской, идут ещё сотни три конных на подмогу.

– Да дела – чесал затылок Серебренников – Если не шуганём их на левом берегу, осаду можем и не выстоять. Никифор кликни всех казаков с заимок. Пусть в крепость собираются. Полсотни в крепости оставим, другая полсотни на лодки с пищалями и фузеями. Если в утро завтре ударим, может и побегут нехристи. А если не побегут в крепости укроемся и в Кузнецкий за помощью пошлём. Пока они к пищальному бою не свычны может и отобьёмся. С Богом братцы, за дело!

Весь день казаки собирались в крепости, к вечеру разбив людей на полусотни. Серебренников поставил Никифора Мезенцева начальным в крепости, сам возглавил полусотню для вылазки. В крепость же собрали и всех мужиков к оружию годных. Вместе с вооружёнными мужиками в крепости оставалось немногим больше сотни человек. Под утро, полусотня на лодках, по темноте пошли к левому берегу Оби. Шли тихо стараясь не шуметь. Подойдя к берегу, Серебряков собрал десятников:

– Белых возьмёшь с собой десять казаков с пищалями и фузеями, и в обход по левому распадку берега. Только скрытно, чтобы вас не учуяли. Как рассветёт я с остальными поднимусь здесь и ударю в лоб. Услышишь бой сразу не встревай, обожди с полчаса и тогда пали из всех пищалей и фузей. Стрельнёшь и бросай пищальки, второй раз из пистолей бей и после того в сабли и пики. Ну давай до встречи казак.

Кирилл Белых собрал свой десяток и бесшумно ушёл в лева, где с пол версты поднимался заросший кустами распадок. Место это казаки Белых знали хорошо, не раз поднимались кустами на крутой берег Оби, посмотреть нет ли где кочевников неприятельских. Забравшись на верх справа от себя увидели костры калмыков как раз на том месте, где Серебренников с основным отрядом будет подниматься.

– Вот канавка станичники, туды пока заховаемся, – указал на овражек ближе к лагерю калмыков Белых, – как бой услышите сразу не стреляйте, как укажу бейте.

Казаки схоронились в овражке и стали ждать. Серебренников с казаками в это время медленно поднимался на берег, часто останавливаясь, уж больно крутой и длинный подъём. Сажень 150 будет. В этом то и заключалась хитрость Степана. Калмыки пешими не когда не воюют и поэтому мыслят как конники. Конник на такую кручу не поднимется, и не ждут они с крутого берега удара. Казаки же сибирские и конно, и пешими, и с лодок воевать мастаки, одно слово казаки. Ближе к краю обрыва послал голова охотников, чтобы дозорных у костров снять, что ближе к берегу. Охотники как тени поднялись наверх и через короткое время, свесилась голова Мишки Нестерова. «Могёте влезать, тихо». Казаки мигом забрались на край обрыва и начали строиться для пищального боя. Выстроив казаков в два ряда, Серебренников во вес свой громовой голос прокричал.

– Вставай косоглазыя, казачью побудку проспите!

Калмыки, спросонья выбегая из шатров, не могли понять, что за шум и бежали к краю обрыва прямо на казачий строй.

– Пали браты – гаркнул Степан.

Залп пистолей и самопалов громом прогремел над Обью. Несколько калмыков упало, но основная часть уже начала выхватывать сабли и ринулась на казаков. Тут прогремел второй залп. Калмыки остановились и тут казаки Серебренникова кинулись на них с пиками саблями и пошла потеха. Рубились наотмашь с криками, русский мат и калмыцкая речь смешалась в одном рёве! Так рубились, что от бликов клинков посветлело на берегу крутом! Калмыки опомнились и, увидев, что казаков не много с двойной силой начали напирать. Но не дрогнули казаки и ровно держат строй. Упал Михайло Богилов, стрела пронзила ему шею, Иван Сартаков споткнулся и получил удар сабли прямо по голове. Чуть отступили казаки, но строй не поломали. Калмыки уже конно кое-кто, кинулись в сечу. С пикой наперевес бросился казак Никита Томилин на конных калмык и пробил одного насквозь. Не успел Томилин саблю выхватить, упал с отрубленной головой. И взвыл калмык над Никитой от радости, но тут, же получил удар сабли с низу и упал разваленный почти на двое. То сам Серебренников могучим ударом развалил басурмана. На Серебреникова кинулись сразу двое калмык, одного сбил кулаком второго на отмаш рубанул. Васька Инюшев с топориком положил уже двух калмык, да зазевался и упал проткнутый пикой.