Михаил Старчиков - Амурский плацдарм Ерофея Хабарова

Заметив на берегу большую лодку, Негожий и какой-то парень в стрелецкой одежде перевернули её и спрятались под днищем крепкого судёнышка. Вскоре вокруг них стали раздаваться предсмертные стоны и хрипы умирающих людей. Когда всё стихло, они осторожно выглянули наружу.

Мастер с ужасом увидел, что берега реки вокруг покрыты человеческими трупами. Кто-то ещё был жив и громко звал на помощь, тщетно пытаясь выбраться из-под груды мёртвых тел.

– Глянь, тут ещё двое! – подбежал к ним молодой дворянчик с окровавленным палашом. – Вяжи их, ребята, пока эти бунтовщики в бега не подались!

Ох, и велика река Лена, много больших и малых рек делают её шумной и полноводной! Правый приток водной артерии носит название Киренга, что в переводе с эвенкийского означает Орлиное гнездо. Славна пушниной и богата рыбою да диким зверем Усть-Киренская волость!

Только один раз в год, в летнее время, собирается в устье Киренги большая ярмарка. Чего только не встретишь на ней – от собольих шкурок до московских пряников! Везёт сюда торговый люд разнообразный товар, чтобы продать подороже и купить подешевле!

Но не за покупками пришёл сегодня на ярмарку Никифор Черниговский, казачий пятидесятник Илимского острога. Ждал он появления воеводы Лаврентия Обухова, чтобы собственными глазами проследить за его бесчинствами.

– Едет вражина по Лене вниз, не торопится! – доложили пятидесятнику верные люди. – В каждой деревеньке останавливается, порет мужиков да насилует девок, что покрасивше будут!

Вот, наконец, дощаник хмельного воеводы коснулся носом пристани, и он уверенно шагнул на берег. Растворившись в толпе, Черниговский дал знак своим сыновьям Василию и Анисию, чтоб следили за каждым шагом ненавистного гостя. Третьим его глазом был сын Федька, входивший в воеводскую охрану.

– Ну-ка, что тут у вас! – по-хозяйски разворачивал Обухов на ярмарке один тюк с пушниной за другим. – Даю за всё гривенный, и чтоб без торгу мне!

– Одначе здеся на пять рублёв будет! – попробовал заикнуться один из торговцев. – Как же, господин хороший…

Недолго думая, Лаврентий выхватил из-за голенища сапога нагайку и стал со злобой сечь на глазах у всех несговорчивого смутьяна.

– Какой я тебе господин! – кричал он с налившимся кровью лицом, брызгая слюной. – Я воевода твой, собачий сын! Вы все подо мной ходите, холопи окаянные!

После такого представления никто более не посмел заикнуться Обухову о настоящей цене на великолепные меха, привезённые из тайги. Скупив за жалкие копейки треть из них, он повелел нести тюки с пушниной к себе на дощаник.

– Ты что, ополоумел, воевода? – вдруг заступил ему дорогу невысокий парень в льняной рубахе с вышивкой. – Не для того ты державою поставлен, чтобы беззакония творить! Это тебе я, целовальник Петрушка Осколков, говорю!

Онемев на мгновение от подобной наглости, Обухов снова выхватил плётку. Однако его противник вырвал её из рук полупьяного дворянина и сломал о колено.

– Да я тебя! – сделал шаг назад воевода, прячась за спины своей охраны. – Да ты у меня навоз жрать будешь! В железо злодея, да в острог повезём! А там давеча разберёмся, кто он есть будет на самом деле!

Избив наглеца для порядка, подручные Лаврентия заломили ему руки за спину и поволокли к ближайшей кузне. Оттуда, уже закованного в железо, его повели на воеводский дощаник.

Там несчастного и увидел Фёдор Черниговский, казак из охраны Обухова. Выскочив на берег, он помчался сломя голову искать отца.

– Батяня! – с трудом перевёл он дыхание, найдя пятидесятника. – Там, это, зятя нашего Петрушку схватили! Воевода хочет его с собой забрать в Илимский острог и калёным железом пытать! Ну и ирод же этот Обухов! Тридцать сороков соболей награбил, дощаник едва на воде держится!

Побледнев лицом, Черниговский с силой сжал и разжал кулаки, принимая важное для себя решение.

– Тогда так! – выдавил он, раздувая ноздри. – Ты пока ничего не делай, жди братьев с подмогою! Поблизу Кривой Луки, что возле острова, они вас ждать будут! Ты им помоги воеводу захватить и на Чечуйский волок доставить вместе с воровским образом купленной пушниной! А теперь ступай, гляди, хватятся тебя!

Кивнув головой, Федька со всех ног побежал обратно на корабль воеводы. Немного спустя тот уже отправился вверх по Лене, тяжело гружённый товарами с ярмарки. Однако немного раньше, опережая Обухова, в том же направлении отплыл другой дощаник.

На его борт взошли полтора десятка хорошо вооружённых казаков, среди которых были Онисий и Василий Черниговские.

– Ну, держись, охальник! – погрозил Василий напоследок кулаком невидимому врагу. – Скоро тебе ответ держать, ужо я тебе кишки-то повыпущу!

– Ты что, брат? – даже опешил Онисий, сглотнув слюну. – Ведь батька велел воеводу лишь припугнуть, но не чинить с ним никакой расправы!

Ничего не сказав в ответ, Василий лишь отвернулся в сторону, словно пряча от брата бешеные глаза, затуманенные близостью скорого кровопролития. Дощаник с лёгкостью рассекал речные волны, оставляя за собой быстро исчезавший пенный след.

Степан Разин поступил так, как было им задумано в самом начале похода. Пойдя вверх по Волге мимо Царицына, он напал на богатый купеческий караван в урочище Каравайные горы. В нём по речным водам шли обильно гружённые дорогим товаром суда, охраняемые стрелецким конвоем.

– Окстись! – кричал атаману здоровенный купец, тряся жирными кулаками. – На что посягаешь, бесовское отродье! На товары царские и патриаршие, за что быть тебе на дыбе!

Сбросив его одним толчком в воду, Разин решительно шагнул на богато изукрашенный струг.

– Берите, что надо! – крикнул он донцам, шедшим рядом. – Было царское, стало наше! Стрельцов, кто противиться будет али не пойдёт с нами, топите в Волге-матушке!

Проходя мимо Царицына и Астрахани, казаки грозили с кораблей стоявшим на стенах караульным и оголяли в знак насмешки и презрения срамные места. У них ещё не было достаточно сил, чтобы штурмовать эти крепости; однако и воеводы не отважились послать за ними достойную погоню.

– На Каспий идём! – сказал атаман своим старым товарищам, Якушке Телицыну и Андрею Михайлову. – Есть там где разгуляться, потешиться силе молодецкой! Ноне возьмём Яицкий городок и там зимовать останемся!

– Это как возьмём? – недоверчиво покачал головой Михайлов. – У него стены высокие, а за ними стрельцов не счесть! Да и воевода тамошний, Иван Яцын, мужик башковитый и дюже опытный! Все у острога поляжем, а не возьмём!

– Возьмём-возьмём! – усмехнулся Разин, заиграв глазами. – Клянусь моей матерью-турчанкой, что возьмём! Есть у меня про то одна задумка, но пока молчок!