Владимир Люков - Быть человеком. Часть 1. Опалённые временем

Николай прикусил губу и закрыл глаза, чтобы не видно было нечаянной слезы.

– Отставить, лейтенант! – цыкнул на него подполковник. – Нако вот, что я принёс, держи. – И вложил ему в руку небольшой, но довольно увесистый кулёчек.

– Детям своим будешь показывать, для наглядности. Им воевать-то вряд ли придётся, но понятие должны иметь, кому они жизнью обязаны. И напоминать почаще, чтобы не забывали. Чем сильнее память, тем крепче мир будут беречь. Ведь, не зря же, столько душ загублено.

Николай развернул кулёк и на простынь просыпались кусочки металла, числом с дюжину. Они были разной формы и размера, с острыми рваными краями.

– Это самые крупные, – прервал минутное молчание подполковник, – а, что помельче, в ноге остались. Чтобы их извлечь, пришлось бы всё исполосовать. Может, какие и сами выйдут со временем, а так придётся тебе их всю жизнь в себе носить. Эта память всегда при тебе будет. Ну, мне, пожалуй, пора. Засиделся я тут у тебя. Поправляйся, лейтенант!

Николай лежал и думал, перебирая пальцами осколки:

«Вот, ведь, какой необыкновенный человек. Нашёл время, не смотря ни на занятость, ни на усталость. И, вроде, посидел всего-ничего и говорил не так уж много, но сколько в нём чувствуется силы духа и веры, и как он умеет тихо, ненавязчиво вселить уверенность в себе и так расположить собеседника, что хочется излить ему всю свою душу, без утайки, аж до самого донышка».

Просыпаясь, начинали ворочаться и подавать голоса соседи по палате. Николай открыл глаза и повёл взглядом по койкам.

Вот уже месяц пролетел с того дня как, прямо с операционного стола, его принесли в эту палату. За это время немало народу поменялось. Много человеческих трагедий происходило на глазах у Нащокина, смешиваясь в одну общую трагедию всего многострадального советского народа. Двадцать железных коек, установленных в палате, никогда не пустовали. Конвейер войны работал бесперебойно. На смену одним привозили других. Кто, успешно излечившись, отбыл вдогонку за фронтом, дальше на запад, добивать фашистскую гадину в его логове. Кого-то комиссовали, а кто-то, не справившись с выпавшими на его долю страданиями, помер.

Николаю уже сообщили, что в результате боя, в котором он был ранен, от батареи в живых осталось только двое, считая его. За мужество и отвагу, проявленные в бою, их представили к награде.

Нащокин считал, что слишком залежался. Он уже без посторонней помощи, правда с палочкой, выбирался на прогулки в мартовский сад, в котором ощущался запах наступившей весны. Николай считал себя достаточно здоровым и окрепшим. Нет, больше ему тут оставаться незачем. Пролёживать бока, когда другие сражались на передовой, ему не позволяла совесть. Нужно сегодня же поставить вопрос о выписке. Надежда на скорое возвращение в свою часть уже полностью овладела им. Рано его списывать со счетов, он ещё повоюет. А, если повезёт, то шарахнет прямой наводкой по Рейхстагу, да так, что на весь мир слышно будет…

В коридоре послышались быстрые шаги и в дверь не вошла, а впорхнула сестра Шурочка, всеобщая любимица, как всегда улыбчивая и приветливая, звонким переливом рассыпая свой голос:

– А, ну, герои, просыпа-а-айтесь! Как спали, герои-соколы? Какие просьбы-жалобы? А кто ещё забыл сделать укольчик?

Так щебетала она, проворно делая своё дело, порхала из одного угла в другой, от койки к койке и от этого щебета легче у всех становилось на душе, отходила тоска, уступая место надежде. Здесь, среди этих суровых, искалеченных войной людей, она ощущала всю свою значимость и полезность. Ей только-только исполнилось семнадцать лет и её неуёмная энергия рвалась наружу. Ей столько хотелось сделать доброго, нужного, необходимого. С юной горячностью и безрассудностью кидалась она на любой зов о помощи, словно в свои семнадцать лет боялась не успеть отдать людям частичку своей души. С большой трепетностью относилась она к своим нелёгким обязанностям. Чужую боль воспринимала, как свою собственную и счастлива бывала безмерно за других, если всё у них складывалось хорошо. Она старалась выкроить время для каждого раненого бойца и хоть капельку облегчить его участь. Одному поможет написать письмо домой, другому же почитает долгожданную весточку от родных. Все любили её и называли, кто дочкой, кто сестрёнкой, а кто по имени, но обязательно ласково – Шурочка. Родных у неё никого не осталось. Одна, как перст, на всём белом свете.

Её отец, Стефан Лисовский, прежде держал свою аптеку в самом центре Станислава. В 1939 году, после присоединения Западной Украины к Советскому Союзу, аптеку национализировали, но он продолжал в ней работать, получая за это определённую зарплату.

Предчувствие большой войны, казалось, висело в воздухе. Участились случаи нарушения нашей границы немецкими самолётами. 21 июня над городом появилось несколько самолётов ФВ-89. Была объявлена боевая тревога, но на КП приказали огня не открывать. День прошёл в тревожном ожидании. Наступила короткая июньская ночь. А 22 июня в 3 часа 00 минут гитлеровская авиация бомбила Киев, Одессу, Севастополь и другие города. С 3 часов 30 минут артиллерия противника ведёт сильный огонь по нашим пограничным заставам и укреплённым районам. Почти 400 километров границы под Станиславом прикрывала 12-я армия. С воздуха город прикрывал 12-й истребительный полк, который базировался на аэродроме Боушев, близ Станислава, и имел на 48 пилотов 66 истребителей. При первом же налёте вражеской авиации на аэродром полк лишился 36 машин. Но 8 наших машин всё же сумели взлететь. Завязался воздушный бой, в результате которого было уничтожено 11 вражеских самолётов. Наши потери составили 3 самолёта. Два самолёта «юнкерс-88» сбили зенитчики и захватили в плен пять немецких лётчиков.

22 июня ряд командиров РККА (Рабоче-Крестьянская Красная Армия) и их семьи подверглись нападению боевиков ОУН (организация украинских националистов). В некоторых населённых пунктах, на направлении ударов немецких войск, произошли вооружённые выступления националистов. Отряды ОУН, поддерживаемые частью местного населения, в основном в сельской местности, нападали на мелкие части РККА, на одиночные машины, разрывали линии связи. Некоторые группы боевиков были переодеты в красноармейскую форму, что в значительной степени обеспечивало успех их провокационным действиям.

С началом боевых действий в город в большом количестве стали поступать раненые. Городскую больницу в спешном порядке переоборудовали под госпиталь. Ощущалась острая нехватка медицинского персонала и Стефан Лисовский предложил свои услуги. Ему приходилось ассистировать хирургам, а иногда и самому делать несложные операции. Гитлеровцы наступали стремительно. Госпиталь срочно был эвакуирован дальше на восток. Остались только самые тяжёлые, которых эвакуировать не было никакой возможности, ввиду их критического состояния.