Игорь Костюченко - Хазарский оборотень. Роман

– Хлеб да соль, боярич, – пропела румяная и разбитная девка в полотняной рубахе, шитой красными петухами.

– А что, Голуба, не надоел тебе лешак? Не уморил тебя на своей перине часом? – прищурился Доман.

– Ох, и прискучил, Доманушка, да ведь ты меня к себе не берешь, – игриво улыбнулась Голуба, сдвинув как бы нарочно с голого плеча рубаху.

– Да ты место знай, гулёна, – строго оборвал Голубу Доман, присаживаясь на лавку. Служанка схватила жбан и скрылась в погребе.

Скоро стол наполнился яствами да питвом из запасов Пеласгия. Голуба знала толк не только в любовных утехах, но и в угощениях. Мельник суетился, старался услужить варягам Агмунду и Элин, но прежде всего сыну боярина Радомера – Доману.

– Такого дорогого гостя, как боярич Доман, я завсегда рад видеть, – говорил мельник.

Доман чувствовал на мельнице почти хозяином. В его воле было убрать Пеласгия с хлебного места. Хитрый мельник понимал, потому и угождал бояричу, как мог.

Доман сунул в руку Ставра большой ломоть настоящего ржаного, без мякины и лебеды, хлеба да кусок славно прожаренной говядины, кивнул в сторону. Ставр отошел, расположился невдалеке от господского стола. Покидать место трапезы совсем посчитал зазорным – холопа никто не отпускал. А воля Домана, сына боярского, была для раба законом.

Ставр наблюдал за гостями мельника со стороны. Степенный Агмунд жевал сушёное мясо, пил мёд, поглядывал на мельника и загадочно улыбался. Элин едва пригубила чашу забористого кваску, а затем взяла лук, колчан со стрелами и пошла в лес. Из дома Пеласгия вышла Голуба, принесла блюдо с рыбой, посмотрела вслед сестре варяга, юркнула в дом. Доман отставил чашу, пригладил вихры да поспешил в избу.

– Повадился волк на скотный двор, подымай городьбу выше. – Так у вас говорят, а, Пеласгий? – сказал, улыбаясь Агмунд.

– Зачем же подымать, от Голубы небось не убудет. Она и сама рада, – лукаво усмехнулся в бороду Пеласгий. Он подложил варягу кусок получше да испытующе глянул в глаза.

– Всё возьмёшь?

Агмунд кивнул головой.

– Всё. Кто знает, когда ещё вернусь. Это ты, старик, живёшь на одном месте, а я уж и не помню, из скольких рек пил воду, сколько гор перевалил, да сколь морей видел.

– Воевать любишь…

– Все воюют, старик, – перебил его Агмунд, – одни нападают с голоду, другие от жадности, третьи – чтоб невольников захватить.

– Войну звери дикие любят. Да вы – варяги. Покудова дух чужинцев не повеял среди кривичей, деды и прадеды землю пахали, песни пели и мирно славили богов. В оружии нам нужды не было, разве что зверя охотить.

– Теперь и вашим людям нравится воевать, – сказал Агмунд, – научились.

– Княжество велико, земли много, – проворчал Пеласгий, – войти просто, выйти – нелегко.

– Серебро в избе держишь? – спросил Агмунд.

– Тебе-то что с того, варяг? Тебе до моего серебра воли не иметь. Зарок на нем. Чужаку не дается, Хорс видит, – ответил Пеласгий.

– Скор ты на язык. Даром что стар. И хитер. Налей мёду, старый лис, – рассмеялся варяг. – Смотри, что дашь за такую красоту?

Агмунд развернул тряпицу. Ставр заметил, как сверкнуло золото на солнце. Пеласгий вертел в корявых пальцах усыпанную самоцветами драгоценную панагию.

– Сторгуемся, – наконец буркнул Пеласгий. – Вещь редкая. Неужто греческой работы? Откуда к нам попала?

– А про то тебе дела нет? Меняй на серебро – все дела.

Агмунд выразительно поглядел на сестру. Элин поняла брата с полуслова. Она встала из-за стола, кивнула кривичу.

– Эй, спаситель, – усмехнулась северянка, – а в бору дичь у вас не перевелась?

В руках Элин оказался лук, склеенный из роговых пластин. Он был достаточно крепок и гибок, с хорошей тетивой. Но согнуть его могла и девушка. Это было оружие для забавы, не для боя. Настоящий воин лишь усмехнулся бы, увидев такой лук.

Ставр повел Элин в сосновый бор.

В лесу, шагая рядом с красавицей, Ставр не мог успокоить себя. Мысли путались. Девица с русыми косами взволновала. Он всё ещё чувствовал, как держал её в руках ее гибкое тело, когда вытаскивал из воды. Эх, свершилось бы чудо, полюбила бы его сестра варяга – назвал бы навеки своей Ладой, Любушкой. Вовек бы не отринула.

Хрустнул валежник. Элин остановилась у сосны, вскинув лук со стрелой наготове. Ставр указал девице на цель – на ветвях сосны порхала пичуга.

Стрела, заметил Ставр, была особенная – украшали древко черные вороньи перья. Вынужденное купание, бурная река, подумал Ставр, распалили варяжскую девицу. Элин, возможно, хотелось бежать, гнать, стрелять из лука, видеть кровь и смерть лесного зверья. Вот сейчас взять ее да привлечь к себе, стиснуть в объятиях. Это так просто. Неужто откажет тому, кто сорвался ради нее в опасную пучину, без раздумий бросил на весы судьбы свою жизнь?

– Зачем за мной бросился?! Другие вон, не прыгнули! – резко спросила Эллин. – Сам ведь утонуть мог.

– Я не думал о себе…

Рядом застрекотала сорока, села на сосну. Черно-белая вестница сердито хлопала крыльями, кричала. Следом прилетела другая, третья. Сороки громко верещали, кружили.

Ставр отмахнулся рукой, а сестра варяга стремительно натянула тетиву. Выстрел! Чёрная стрела пролетела мимо птиц. Сороки отскочили. Элин выстрелила ещё и ещё. Она посылала стрелу за стрелой, пока колчан не опустел, но не подстрелила ни одной. Сороки исчезли, взмахнув крыльями. Лес снова замолчал.

Они шли под сень вековых деревьев, всё дальше. Элин ступала неслышно. Она была опытной охотницей и знала, как выслеживать добычу.

– Гляди! – воскликнул Ставр. Элин обернулась. Она выхватила поясной нож, готовая вонзить его без колебаний в незнакомого врага. Но позади не человек глядел на неё. В черном мраке дупла горели глаза. Таращилась большая сова. Элин перевела дух. Она долго смотрела на птицу, вскинула лук. Но тут же опустила.

– Пойдем отсюда, – сказала девушка.

– Как? Без добычи?

– Пойдем, – голос Элин звучал грубо и требовательно. Ставр подчинился. Шагая обратно, Элин гордо несла свой лук и ни разу не поглядела на кривича. По пути Элин сорвала полевой цветок. Ставру показалось, что гордая северянка о чем-то сожалела. О чем? Она не нашла то, что искала в чаще?

Вернувшись к тыну, Ставр следил за тем, что происходило у дома мельника. Элин остановил Агмунд. Он заметил, что колчан сестры пуст. В русой косе сестры синел полевой цветок. Взор Элин был светел.

– Подстрелила кого, сестра? – усмехнувшись, спросил он.

– Владыка леса Видар знак мне послал, – тихо ответила Элин, присаживаясь к столу.

– И цветок тебе этот подарил?

– Барвинок. Полочане говорят, высушить, истолочь да подмешать в пищу того, кого любишь, привлечешь его любовь.

Тоска по семейному очагу, своему тихому счастью? Ставр подумал, что грозный воин Агмунд не подозревал, что Элин может быть такой: мечтательной и нежной. Да, ей давно уже пора было иметь семью и детей. Агмунд подыскивал ей достойного жениха, но Элин была своенравной и хотела выбрать сама. Похоже, именно теперь, в месяц Видар ей понравился тот, кто встал на пути.