Игорь Костюченко - Хазарский оборотень. Роман

– Бывает, чувства туманят разум, – сказал Агмунд, – будь осторожна, сестра. Твой избранник должен завоевать твою любовь и быть достойным тебя.

– Скажи, брат, – обратилась Элин, – зачем наши викинги оставили фьорды и море, там плохая земля?

– Там наша земля. Но, когда человек рождается, его судьбу определяют боги и изменить её он не в силах. И не столько богатства ищет, но судьбу, что гонит в странствия по свету. Отцу нашему, сестра, пришлось немало бродить по свету с дружиной. И мне наши боги велят скитаться.

– Чтобы искать судьбу?

– … и богатство, власть, силу! – закончил Агмунд.

Доман вышел из дома Пеласгия, глянул мутно на сидевших за столом мельника и его гостей, зашагал в сторону мельницы. Ставр метнулся от тына. Его и Домана скрывал густой орешник.

– Зачастил ты на мельницу, Доман, – сказал Ставр, – тянет к зазнобе?

– Что зазноба… – махнул рукой Доман, – Отец послал глянуть, как на мельнице дела идут, а варяг с сестрой по своей надобности. Знаешь, Ставр, Элин мне по сердцу, всё бы отдал за такую! – сказал Доман с горящими глазами.

– Что ж мешает? Нешто боярский сын плохой жених?

– Да глядит она на меня, как на рохлю, мне бы в поход пойти, прославиться, да с добычей вернуться, тогда бы она не так смотрела. Ты вон, сегодня, а? Бросился да и спас её… Хороша девка, а, Ставр?

– Красивая. С такой и потонуть не страшно, – задумчиво ответил Ставр. – А что на боярском подворье, всё ли ладно?

– Валент по-прежнему своевольничает. Может, и ворует знатно, но пользы от него много. Отец доволен, говорит, мол, ключарь служит верно. В прошлом году собранным житом завалили все амбары и клети, а грек надоумил отца не везти сразу хлеб на торг, а подождать до первого снега. Цена тогда подскочила и прибыль вышла немалая.

– Помню, – сказал Ставр. – Хлеб не всякому был по карману, смерды только и спасались шишками да репой…

– А ещё доход идёт с бортей, мёд, да и воск в цене. Валенту награда да почёт за хозяйский догляд. Теперь ходит по двору, следит, как дворовые закрома чистят, в каждую щель заглядывает.

Воспоминания о бортях, да о боярском подворье огорчили Ставра.

– Подальше от господского двора, да с глаз Валента, оно и лучше. Вольно ему лешему треклятому в своём болоте орать, а тут знай, работай, мешки с житом таскай, так я к этому привыкший, – сказал Ставр.

Пеласгий появился – будто гриб из земли вырос. Ставр и Доман не услышали. Умел старик ходить бесшумно. Он почтительно посмотрел на Домана.

– Что скажешь, боярич Доман? Всё ли ладно на мельнице?

Доман смутился. Оробел, сам не ведая – отчего. Лицо Пеласгия было спокойно и важно, загорелая кожа потрескалась густой сетью складок и морщин. Из-под косматых бровей прямо смотрели серые глаза. Доман окинул взглядом мельницу и несмело сказал:

– Да, всё вроде… как след… Место пригожее, да уж больно пустынное. Врагов не опасаешься, старик? Ты здесь со своими людьми один. А ну как лихие люди придут, пограбят да убьют?

– Небось не пограбят, знают, что мельница боярского владения. Боярина Радомера побоятся. А я что ж, я тут на своей земле, – сухо ответил Пеласгий, – меня тут и зверь всякий почитает и птица. А прочь того, – прибавил он, доставая из-за пазухи рог, – вот моё оружие, иного мне и не надо. Чуть только звук разнесётся по лесу, его сразу поймут.

– Кто поймёт, Пеласгий? – спросил Ставр.

– Да ведь кому надо, те и поймут, – спокойно ответил мельник.

– Стало быть, чужаки тут не бывают? Окромя варягов? – спросил Доман.

– Бывают и чужинцы, – сухо ответил Пеласгий. – В начале года, по весне, был тут один хазарин. Человек смирный, не купец и не смерд, да только человек он не чистый. Когда стал молился своим чёрным богам, сначала руки-ноги помыл, а потом завыл по-звериному. Я его спровадил, чтоб не принёс земле порчи.

– Хазарин? – тихо спросил Ставр и посмотрел на Домана.

– Как есть – хазарин, – подтвердил Пеласгий.

– Знаем мы этих хазарей, – гневно сказал Доман. – Ходят по княжеству, дороги разведывают, броды ищут на реках, зарубки делают на деревьях. Чтобы войско потом провести…

– Тот был тихий, не такой – медленно ответил Пеласгий.

– Так и что с того? – воскликнул Доман. – Князья Рогволод да Тур не дозволяют чужим слоняться по княжеству.

Мельник вдруг усмехнулся, снял с пояса небольшой рог, протрубил. Низкие звуки понеслись над водой. Рокот, тихий и завораживающий, волновал не только людей. Стреноженные кони вздрогнули, забили копытами, мотали головами. Протрубив, Пеласгий степенно расправил косматую бороду. У его ног зашевелилась трава. Ставр и Доман быстро отступили от старика. Из травы показалась голова ящера, а затем и все чудище целиком – чёрный обрубок, на четырёх коротких лапах, не более трёх пядей в длину.

– Не бойтесь, миряне. Сей аспид мне вроде друга, – спокойно сказал Пеласгий и протянул ящеру на ладони кусок лепешки. Ящер быстро съел угощение и прилёг у ног старика, ворочал хвостом. Ставр и Доман застыли напротив Пеласгия, не в силах отойти. Они не могли отвести взоров от мерцавших черных глаз ящера.

– Ставр! – услышал сын бортника громкий окрик и не сразу узнал голос северянки Элин. Черная молния сверкнула в траве, хлюпнуло в бурой воде. Исчез ящер.

Застучали копыта, хрипели горячие кони. Элин остановила коня, натянув поводья. Рядом гарцевал на вороном суровый Агмунд.

– Подойди, кривич! – крикнула Ставру Элин.

Ставр оглянулся на Пеласгия и Домана. Старик и боярич с интересом пялились на варяжскую девицу и ее чернобородого брата. Агмунд усмехался. Ставр приблизился к Элин. Ловко изогнувшись в седле, Элин наклонилась к юноше, бросив повод. Сын бортника почувствовал, как прильнули на мгновение к его губам горячие уста светловолосой красавицы. Миг, один сладкий миг длилось несказанное счастье.

– За мое спасение тебе! Здрав будь!

Быстро выпрямившись в седле, Элин ударила скакуна пятками по бокам. Конь рванул с места, взметнул копытами речную гальку. Ставр растерялся, смотрел вслед удалявшимся Агмунду и его сестре. Взгляд Домана обжег. Боярич толкнул в плечо замешкавшегося мельника, заорал.

– Что заснул, старый лешак! Коня вели подать! Живо!

Пеласгий бросился звать работников. Вскоре и боярич мчался прочь от мельницы, рискуя соскользнуть прибрежной глины в Полоту.

Ночью на сеновале дружно храпели работники Белян да Верига. Ставр не мог никак заснуть, хотя наломался за день немало, разгружая мешки с зерном. Все грезился светлый осенний день: желтые листья, быстрая вода, улыбка северной красавицы, одарившей его за смелость с несказанной щедростью. Как неожиданно смело вторглась она в его убогую и смиренную жизнь? О сестре чернобородого варяга хотелось думать нежно и трепетно, тысячу раз вспоминать ее речь, походку, светлый взгляд.