Джон Уильям Мансон - Воспоминания партизана «Команды Мосби»

Каждый человек команды Мосби понимал, что он должен без колебаний следовать за своим командиром, и в результате у всех них выработалась непоколебимая вера в своего лидера. Мосби никогда и никого из своих людей не заставлял идти туда, куда он сам бы не пошел. Он сам для себя так решил, и это решение стало одним из принципов его команды, и я помню один случай, когда лейтенант Бен Палмер из Ричмонда, штат Вирджиния, еще совсем мальчик, во время боя приказал Бобу Джерману пойти и открыть ворота, чтобы мы через них могли ринуться на врага. Едва дотронувшись до ворот, Боб был убит. Затем послали Бена Идена, и его постигла та же участь. Пришел час продемонстрировать, что значит командовать и подчиняться, и потому лейтенант Палмер сам прыгнул вниз и открыл ворота, а потом, вновь оседлав свою породистую серую, закончил бой блестящей победой.

Уже после войны в разговоре с полковником я сказал ему о том, что мы неизменно были готовы идти за ним, не зная ни о том, что надо было сделать, ни о цели этого мероприятия, ни о его причинах.

«Мансон, – ответил он, – только три человека в армии конфедератов знали, что я делал или собирался сделать – это были Ли, Стюарт и я сам, так что ты в этом не одинок».

Очень скоро после того, как Мосби начал свою карьеру как партизан-рейнджер, слава о его подвигах распространилась как по всему Югу, так и Северу. Газеты каждый день рассказывали об этом смелом южанине. Торговые поезда опустошались, мосты сжигались, боеприпасы, оружие и амуниция исчезали – а отряд как сквозь землю проваливался. Разведчики и одинокие солдаты армии Севера, исчезали, словно невидимая рука похищала их, а их лагеря уничтожались. Если в радиусе пятидесяти миль мы слышали звуки коротких, яростных и кровавых столкновений, по всей Северной Вирджинии эхом откликалось, что это «атака людей Мосби». Казалось, что они обладают способностью наносить удары по полудюжине мест одновременно.

Интерес к Мосби проявляли все солдаты всех полков армии Конфедерации. Перейти в его Команду из какого-нибудь другого подразделения было почти невозможно. Дезертиров он не принимал. Он утверждал, что каждый солдат принадлежит своей дивизии и наказывал дезертиров путем быстрого возвращения их в свои полки, и если требовалось – под конвоем. Дисциплина в регулярной армии для Мосби была законом, и он ее никогда не нарушал.

Эти ограничения открыли возможности для гражданских лиц и бывших офицеров, так что Мосби вскоре оказался в окружении самых благородных представителей Юга. Его новобранцы принадлежали к благороднейшим семьям Конфедерации. Были просто молодые люди, которым хотелось испытать свою мужественность, некоторые из них еще совсем дети, отставные офицеры, желавшие любой ценой вернуться в армию, случайные авантюристы-иностранцы – искатели приключений, пылкие патриоты, хотевшие просто изменить свою жизнь, и готовые, как какой-нибудь дервиш с помощью пуль Максима во имя Мухаммеда встать на колени и умереть за свои убеждения.

Был в его команде один молодой парень из Ричмонда, некто Джон Пурьер – красивый, смелый, бесшабашный, и в самом деле, постоянно рвавшийся в бой. Пурьеру не была свойственны ни осторожность, ни чувство страха, ни рассудительность. Для него война означала в безумном порыве нестись по рядам противника, его длинные черные волосы развевались на ветру, а его револьвер буквально раскалялся от выстрелов. Верхом на лошади он был подобен кентавру, и никто из врагов не видел, чтобы он сражался вместе со всеми, рука об руку. Тем не менее, Джон Пурьер был безрассуден, и шансов, что он изменится, не имелось практически никаких. После одного из его самых смелых и блестящих прорывов Мосби однажды сказал ему:

– Пурьер, я собираюсь за храбрость сделать вас лейтенантом.

Поистине, с королевской грацией Пурьер поклонился, и перья на его шляпе качнулись.

– Но, – добавил полковник, – я не хочу, чтобы вы когда-нибудь командовали хоть кем-нибудь из моих людей».

Пурьер несколько смутился, но, очевидно, осознав суть комплимента, повторил свой королевский поклон с таким видом, словно обязанности Мосби в настоящее время были возложены на него. Таким образом партизан-рейджер благодарил храбреца. Еще мальчиком, каким я был в то время, я понял, что Мосби желал, чтобы Пурьер сражался за него, а не думал вместо него.

То, что я рассказал о Джоне Пурьере, относится и к пятидесяти другим юным членам команды. Он был идеальным образцом для молодежи. Когда они не сражались, они, как правило, играли. Во время рейда они вели себя столь же беззаботно, как ученики на школьной перемене, я видел, как они гонялись друг за другом вперед и назад вдоль линии марша, не соблюдая дисциплины и бдительности. Для них это была прекрасная возможность показать новичкам как надо ездить верхом, демонстрируя всякие трюки, и шалости.

Одному из наших людей пуля попала в рот, и на его зажившем языке образовался большой рубец, после чего его язык стал выглядеть весьма необычно. Каждый парень в отряде знал об этой особенности языка Б., и часто, во время веселья на рейде, они предлагали ему немного денег за то, что он на пять минут высунет язык.

Способность Мосби правильно оценивать людей, его абсолютная свобода от зависти и эгоизма, его безошибочные решения в критические моменты, его преданность своим людям, его постоянная бдительность, непоказная храбрость и высокое чувство чести – все это вместе в сознании и сердцах служивших в его команде людей слилось в своего рода, священный образ героя. И в те долгие периоды времени, когда я не видел его, я с нетерпением ждал того дня, когда при его появлении я мог бы снять шляпу, и предложить ему свое общество.

Когда началась гражданская война, мне исполнилось лишь пятнадцать, и большую часть своей жизни я прожил просто великолепно. Весной 1861 года, в одно прекрасное воскресенье, из Ричмонда пришло известие, что канонерка США «Поуни» идет вверх по Джеймс Ривер чтобы напасть на город. Все его население взволновалось невероятно. Губернатор сразу же приказал всем местным войскам покинуть город. На улицах появились уважаемые всеми вооруженные старики, которые принимали участие еще в войне за независимость от Англии. Загруженную чугуном шхуну было приказано затопить в реке. Местной кавалерийской роте, известной как «Губернаторская гвардия», приказали отправиться вниз по реке, захватить «Поуни» и доставить ее в город. Возможно, старый губернатор думал, что ее можно как обычную лодку вытащить на берег, а затем на телеге отвезти в город.

При каждой армейской роте в дни находились один или два мальчика-сигнальщика – у них были маленькие флажки, и их задачей было забегать перед ротой вперед, занимать назначенную точку и неподвижно стоять на ней все время пока рота не подойдет к ним, и не пройдет дальше. В воскресенье днем в качестве сигнальщика «Губернаторской гвардии» я отправился вниз по реке, и впервые в жизни три ночи спал на открытом воздухе. «Поуни» не прошел Норфолк, и, в конце концов, мы, покрытые пылью этой кампании, вернулись обратно в Ричмонд. Уличный чистильщик обуви предложил некоторым из нас «осветлиться», но после попытки приблизиться, был с позором прогнан прочь. Каждая пылинка была на вес золота для его обладателя, мы были на фронте и мы были, наконец, настоящими солдатами, а не ополчением.