Стасс Бабицкий - Пиковый туз. Авантюрный роман

– Никак не исхитрюсь взять в толк, что это значит, – передразнил титулярного советника Митя. Правда, предварительно оглядевшись, не слоняется ли поблизости какой соглядатай. – Ты-то понимаешь, братец?

Два часа они вышагивали по аллеям Нескучного сада. Изучили места, где произошли смертоубийства. Ничего эдакого не заметили. Но время от времени Мармеладов, к окончательному изумлению приятеля, начинал чудить. Сперва поднял с земли палку и замахнулся, нападая на незримого врага. В другой раз притаился за углом летнего домика и воровато заглянул в узкие окна. А у мостика рухнул прямо в дорожную пыль, прополз пару аршин, не щадя своих брюк и коленей, после чего скатился с каменной осыпи вниз, к усохшему ручью.

– Теперь понимаю, – заявил он, поднимаясь. – Это не простые убийства, Митя. Не под влиянием момента, нет. Некто заранее спланировал осознанное предприятие. Знал, с какой стороны выгоднее подойти к жертве, в какие кусты убегать…

– И для этого понимания обязательно было штаны в грязи извалять? – брюзжал почтмейстер.

– Подумаешь, штаны! – с горячностью возразил Мармеладов. – Тот, кто готовил эти зверства исходил парк вдоль-поперек, выбирая глухие аллеи, чтобы заранее набить грязью свою голову. Знаешь, почему таких убийц называют хладнокровными? В первый раз допускаешь шальную мыслишку и ужас втискивается в мозг, подобно куску льда. Оттого кровь стынет в жилах. А мысль ширится, обрастает деталями, становится плотнее и тяжелее. Начинаешь постоянно крутить в голове все до последнего эпизода. Сердце человеческое восстает против адской затеи, хоть оно чаще всего и надорванное уже, но сопротивляется. Горит огнем, колотится в лихорадке. Тут самая борьба и происходит. В светлой горнице или на припеке солнечном, жар сердца непременно растопит ледяную занозу, та изойдет лужицей, вытечет слезами. Многие так и не решаются, – это к счастью, Митя! – жизнь у другого забрать. Но в углу запаутиненном, в каморке под лестницей или в мрачном парке, среди грязи да слякоти… Легче решиться. Здесь ледяная кровь потихоньку остудит, заморозит нутро. Если сумеет человек заполошный стук в груди усмирить – все, конец! После руки сами зло творят…

Он поглядел на свои пальцы, перепачканные в земле, и вздрогнул, когда алеющий закат подсветил ладони красным. Сорвал листья с ближайшего дерева и поспешил вытереть.

Почтмейстер потянул носом свежий воздух, в котором разливались ароматы засыпающих цветов. Вслушался в жужжание позднего шмеля.

– А по мне, приятное место. Свежее. Тихое…

Договорить не успел. Из соседней аллеи, уходящей волнистой линией к центру сада, донесся крик. Митя проломился сквозь живую изгородь и обнаружил на дорожке то, что в наливавшихся сумерках поначалу принял за кипу белья. Может, прачки обронили? Чу, да это девочка! Жива ли? В два прыжка оказался подле, прогоняя видение глубокой вспоротой раны… Жива! Шея тонкая, молочно-матовая и, по счастью, целехонькая.

– Не бойся, маленькая, я дурного не сделаю. Видишь – мундир с золотыми пуговицами. Нешто солидный господин и ребенка обидит? Ну-ну, чего опять в слезы? Больно? Ногу, видать, подвернула. Поднимайся тихонько, обопрись на меня.

Успокаивающий голос подействовал: девочка перестала всхлипывать.

– Тебя как звать-величать?

– К-К-Катериной.

– А годков сколько?

– Се-сем-надцать.

– Надо же, а по виду ты.., – Митя смутился, – то есть, вы… Дите малое…

Он начал приглядываться и обнаружил откровенное декольте под прозрачной накидкой, вполне сочную грудь. Губки на кукольном личике округлились с недетским кокетством. Одна, вечером, да еще и в этаком наряде. Не гулящая ли?!

– Возвращалась в особняк Долгоруковых, хотела дорогу срезать через парк, – она почувствовала его подозрения и поспешила объясниться, – но заплутала с непривычки. А тут злодей из куста выпрыгнул…

– Постойте-ка, вы – новая фрейлина! – догадался почтмейстер. – Вместо одной из погибших…

Снова-здорово. Заревела. Ох, фалалей 11 11 Балбес (устар.) , голова мякинная, сам напомнил про жестокие убийства. Но и девица хороша! Сунулась в темные аллеи без провожатого, а засим чуть жизни не лишилась. Нельзя бросить ее и уйти. Головорез может вернуться.

– Расскажите о приметах упыря этого.

– Я особо-то не разглядывала. Помню бороду лопатой. А еще черную рубаху. Сатиновую.

Да-с, не густо. Он приобнял молодую особу за плечи – не фамильярно, по-отечески, – другой рукой поддерживал локоть и чувствовал, как она вздрагивает: любое движение отдавалось болью в расшибленном теле. Шли не торопясь. Митя подстраивался под короткий, семенящий шаг до самого дома с колоннами. Катерина закусывала губы, чтобы не вскрикнуть. Это ему понравилось, да и не только это. Золотистые локоны щекотали волевой гусарский подбородок, а синие глаза фрейлины переливались волнами обожания и восторга. Такие взгляды обычно достаются героям или любовникам. И хотя Митю давно не записывали в первую категорию, он был не прочь оказаться во второй…

– Смотри, егоза, больше затемно одна не бегай! – напутствовал на прощанье у решетки ворот, срываясь на интимное «ты» и, может быть, чуть громче, чем требовали приличия. Зато привратник поднял голову, выныривая из легкой дремы, и будет таращиться вслед барышне, пока та не дойдет до крыльца. Ежели напасть какая – защитит.

Всю обратную дорогу почтмейстер улыбался. Прошел из конца в конец одну аллею, затем следующую. Куда исчез его товарищ? А вот, откуда-то сбоку, звучат приглушенные голоса. Один гугнивый, казалось от него разит гнилыми зубами и дешевой бражкой:

– Ты где это, лапсердак 12 12 Пиджак (жарг.) , учился по музыке 13 13 Воровской язык (жарг.) ходить?

– Подальше, чем ты, – а ответил уже Мармеладов. Да, несомненно, его манеру ни с чьей иной не спутаешь, всегда излагает чуть насмешливо.

– В Бутырской академии 14 14 Бутырская тюрьма (жарг.) или в Каменщиках 15 15 Таганская тюрьма (жарг.) ?

– В сибирском остроге.

– Силен! – уважительно поцокал языком гундосый.

Митя вышел из-за кустов к тому самому мостику и увидел приятеля, сидящего на перилах. А подле него…

– Ах ты, супостат! – взревел он и кинулся на бородача в черной косоворотке.

Не ожидавший подвоха разбойник шарахнулся назад и свалился в обмелевший ручей. Вскочил, отфыркиваясь, точно большой кудлатый пес. Почтмейстер лихо спрыгнул вниз, сгреб его в охапку.

– Попался, кровопийца! За все ответишь…

– За какой именно проступок, позволь уточнить? За то, что на людей кидается, пугает их да на землю швыряет? Тогда вы с ним по одной статье пойдете, – рассудительно заметил критик. – В убийствах Архипка не виноват, это, друг мой, обыкновенный шарапник, иначе называют – напрыжник. Его задача выскочить из-за угла, напугать и, пока жертва не опомнилась, забрать что-то ценное.