Владимир Владыкин - Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965

Хрущёв из всей четвёртки действительно обладал прозорливой хваткой, умея предвидеть наперёд ход событий, умея просчитывать ходы, как шахматист, чем Маленков не отличался. Берия же считался расчётливым, тонким стратегом; это он предложил сменить охрану в кремле и на даче, убрать секретаря Поскрёбышева, сестру-хозяйку. Но своим конечным планом с Маленковым и Хрущёвым, а тем более с Булганиным не обмолвился ни разу, а лишь говорил, что он ни за кого не ручается, а только верит себе. Берия, чтобы ни делал, все свои действия подчинял защите себя, своего окружения. Но когда Абакумов слетел, он чуть было и сам не поплатился, сумев, однако, выкрутиться, обвинив своего бывшего зама по госбезопасности в связях с Молотовым и молодёжными сионистскими организациями.

– Жора, что ты натворил! – первое, что проговорил Берия, когда встретился с Маленковым.

– Ты мне предъявляешь обвинение? – вскричал Георгий Максимилианович.– Это я должен тебя… Ты с Абакумовым тормозил дело врачей! Мне хозяин говорил постоянно, что с Вознесенским круто поступили, вы его погубили. Кто ему будет планы составлять? Я сам видел папку, он на ней написал крупно: «Не верю!» Пришлось ему твою фальшивку о пропавших секретных документах подсунуть. Тогда опять он засомневался. И тебя в один узел с Абакумовым связал одним поясом. Так что теперь держись, Лаврентий! – усмехнулся сквозь напряжённую строгость Маленков. И Берия заметил, как у Георгия побелели крылья носа, как заблестели холодно глаза, отчего Лаврентий Павлович побледнел.

– Документы были не выкрадены, а проданы этим негодяем! – закричал исступлённо Берия. – А с Абакумовым ты меня не смешивай! Хочешь потопить? Не выйдет!

– Он же твой человек. Я его не приводил. Ты же его из Ростова вытащил? Покровительствовал ему как палач и бабник. Вы же с ним вместе привозили женщин…

– Да ну что ты городишь, какие женщины? Это Виктора из-за шлюх сослали в 1934 году. А я был в Грузии. Так что не надо путать божий дар с яичницей. И осторожней на поворотах. Что это с тобой? Мы же друзья, или забыл, как я тебе помогал вычищать авгиевы конюшни?

– Ладно, не кипятись! Но ты разве не понимаешь, что Абакумов для нас может стать камнем преткновения? Его надо было упрятать. Игнатьева поставим. Кстати, Абакумов пытался обелить Вознесенского. Оба чистоплюи, щеголи! Он мне раз говорит: «Не простит нам хозяин за Николая…».

Берия почесал затылок, блеснули стёкла пенсне, потупил задумчиво взор, поджав губы, махнул резко рукой.

– Жора, убедил! Но ты тоже хорош, пугать меня вздумал? Я когда кого-нибудь боялся? И мы не должны друг друга… под монастырь подводить. Запомни: хозяин всех нас держит под подозрением, он умеет терпеть, собирать компромат. Когда-нибудь у него в голове зайдут шарики за ролики и он всё припомнит. Он это умеет делать хорошо!

– Я его держу вот здесь! – Маленков сжал кулак. – Он мне пока верит.

– Да мне тоже верит. Но всё время долго буравит меня своими крапчатыми глазами. Ты знаешь, что я увидел в них?

– Что, безумие?

– Нет… жёлтый огонь! Всё в нём кипит. Мне это не нравится. Надо что-то предпринять срочно. И потом эта его баба… опять с ним. А то уже можно было бы… кончать, не то он нас кончит. Никита мне уже говорил. А сам пальцем не пошевелит, только со своей Ниной по театрам разъезжает. И Коля Булганин с ними…

– Брось сплетни слушать! Пусть развлекается. Никита всегда вовремя руки умоет. Почему подполковник М.Д.Рюмин в обход нас хозяину донос подсунул на… своего начальника? – подобострастно спросил Маленков.

– Ты у кого интересуешься? У меня? Ох, и хитёр Петрушка! Рюмину кто-то должность посулил. Вот он и расстарался. За эти годы он быстро пошёл в гору. Помню, был лейтенант, его вместо Абакумова поставят! – Берия хитро глянул на Маленкова.

– Доносчику первый кнут! Нам нужней Семён. И ты его аттестуешь Кобе как надо, по всей форме.

– А чем Рюмин не подходит?

– Не прикидывайся, Лавр, всё ты понимаешь. А Рюмина… я бы сам к стене. Опасны такие угодливые подчинённые.

В связи с арестом Абакумова Сталин тогда вызывал Берию.

– Лаврентий, мы тебе верили, – Сталин сделал паузу, взглядом кольнул того и медленно продолжал: – Верили, что ты не с Абакумовым, а нам говорят, что ты ему подсказывал, как надо вести дело врачей. Не вести, а тормозить и забалтывать. Што ты на это скажешь нам?

– Товарищ Сталин, я никогда не слушаю, не читаю клевету. Зачем мне Абакумов? Я как узнал, что он пытал подследственных, хотел его выгнать. Но меня самого перевели на другую работу по моей просьбе. Так писали газеты. Зачем пособничать головорезу. Он к тому же руководил СМЕРШем. Я о нём совсем другое слышал, что он меня подсиживал. Вот, дескать, и сел на твоё место…

– А не Семён ли Круглов тебя сменил, – напомнил Сталин. – Быстро ты что-то память растерял! У Абакумова, мне сказали, были связи с еврейским комитетом. Были женщины-еврейки, которых опекал… И у тебя была некая… – Сталин посмотрел в глаза Берии, которые сохраняли ровный блеск пенсне, он даже в лице не переменился…

– Зачем под меня копают? – пожал он плечами, разводя руки в стороны. – А я скажу – боятся, что есть данные недоброжелателей. Всех знаю! И вам охранник Власик привёл врачей, например, Виноградова, поставлял плохие лекарства. Вам сказали, что Истомина у Власика была, это же я вам сказал. А лекарства, говорила, проверяла. А Поскрёбышев… зачем к нему зачастили послы недружественных нам стран? Власик раздаривал рыбные деликатесы. Это я вам тоже уже говорил. А вы их всё равно при себе держали…

– Ты за себя отвечай, Лаврентий! А мы с ними разберёмся, – повысил тон Сталин, но было видно, что это вождю давалось уже с трудом. Он рукой взялся за грудь ближе к шее.

– Товарищ Сталин, что с вами? – неподдельно повысил тон Берия и невольно подался к нему. Но Сталин рукой показал, чтобы тот не двигался и стоял на месте…

– Ничего… сейчас пройдёт, мы перетрудились… ну… хорошо, ступай себе, Лаврентий, – сказал Сталин.

Недомогание вождя спасло Берию. На следующий день Сталин уже не вспоминал этот разговор, словно его не состоялось. И напрасно. Но, видно, память ускользала, не сосредотачивала на том, что его беспокоило, то есть возня вокруг него ближайшего окружения, срабатывала защитная реакция организма на воздействия неприятных ему соратников. И вместе с тем он охотно передоверял им свои дела. А он даже не догадывался, что им того было и надо, то есть оттеснять его от управления страной. Выходило, что Сталин терял память почти ежечасно. Вид его лица был несвежим; за последние два года он сильно сдал. После того, как он бросил курить, первое время не расставался с холодной трубкой; иногда даже нюхал любимый табак «Герцеговина Флора», ароматный запах которого вызывал у него на время приступы тоски. Когда был относительно здоров, полон жизненных сил и деятельной энергии, тогда он помнил всех приходивших на приём по имени и отчеству, знал об их успехах и промахах, знал также их личную жизнь…