Татьяна Альбрехт - Избравший ад: повесть из евангельских времен

В глазах Иуды вспыхнула ярость.

– Спасибо! – саркастически произнес он. – Похвала из достойных уст! А вы?

– Ты обвиняешь нас в трусости?

– Нет! В лживости.

– Не смей! Что ты себе позволяешь?

– Не нравится правда, Товия? Хорошо, я замолкаю. Все же ты спас мне жизнь сегодня, хоть я и не просил.

Галилеянин некоторое время пристально смотрел на товарища. Потом мягко положил руку ему на плечо.

– Иуда, ты беспокоишь меня последнее время. Сначала ты заспорил с Михаилом, потом отказался выполнить приказ старейшин. Что с тобой происходит?

– Ты же не хотел продолжать разговор, – Иуда сбросил его руку.

– Я пытаюсь понять…

– Нет. Если бы так, я договорил бы до конца.

– Ты говоришь ужасные вещи! И все это неправда!

– Ах, вот так! – губы Иуды искривила презрительная усмешка. – Стоило начинать разговор! Что ж… пора – Самуил и Анания ждут.

– Тогда идем.

– Говорю же, оставь меня. Иди.

– А ты?

– Я хочу остаться один, – он жестом остановил возражение. – Не бойся, я не наделаю глупостей. До встречи.

– Когда ты придешь?

– Когда-нибудь.

– Но…

– Прощай…

Ничего больше не слушая, Иуда быстро зашагал к серым скалам, маячившим на горизонте. Некоторое время Товия смотрел ему вслед, потом вздохнул, и направился к иерусалимской дороге.

Кувшин с вином был уже наполовину пуст. Иуда задумчиво смотрел на языки пламени в очаге и не замечал пристального взгляда Симона.

– Ты молчалив сегодня, друг мой, – трактирщик решился, наконец, нарушить тишину. – Что-то случилось?

– А? – обернулся Иуда. – Много чего случилось, Симон. Поверь, у меня хватает причин для раздумий.

– Охотно верю. Но сегодня все-таки праздник – День Очищения [35] Симон говорит о празднике Йом-Кипур, который также называют «День Всепрощения», «День покаяния», «Судный день», «Суббота из суббот». В иудаизме самый важный праздник, день поста, очищения и отпущения грехов, завершает десять дней покаяния. Согласно Талмуду, в этот день Бог оценивает жизнь человека за весь прошедший год. Отмечается в десятый день месяца тишрей – первого месяца еврейского календаря, соответствующего сентябрю – октябрю и зодиакальным Весам. .

– Помню. Только я этого не чувствую.

– Ох, Махайра, что-то с тобой не так! Я давно не видел на твоем лице улыбки.

– Да? А мне кажется, я часто смеюсь.

– От твоего смеха либо плакать хочется, либо кровь стынет в жилах. С тех пор, как ты ушел в это проклятое братство, ты сам не свой.

– Симон! Мы же условились не говорить об этом.

– Да… Но что мне делать, когда ты приходишь и молчишь?! За целый час ни слова! А седые нити в твоих волосах, морщины на лбу! Это в двадцать-то три года! А это! – Киренеянин ткнул пальцем в кувшин.

– Верно, – грустно усмехнулся Иуда, – я нарушил запрет… А-а, к мастеме [36] Мастема (ивр. mastemah – противоречие, враждебность) – демон, часто отождествляемый с Сатаной. В свитках Мертвого моря выступает как верховный демон. Является демоном вражды и раздора. ! Я совершил более страшное отступничество.

– В чем дело? – испуганно спросил трактирщик.

– Не важно. Все, Симон, хватит об этом! Расскажи, лучше, какие новости в Иерусалиме.

– Как знаешь, Иуда… Ох, только Господь разберет, что же ты за человек!

Он лишь грустно улыбнулся в ответ.

– Я слушаю, Симон.

На рассвете трактирщик осторожно откинул полог. Иуда спал, растянувшись прямо на полу. Кувшин был пуст. Киренеянин несколько секунд молча смотрел на спящего, потом вздохнул и тихо склонился над ним.

– Вставай, Махайра.

Он тронул Иуду за плечо. Тот перехватил его руку, резко выкрутил.

– Ай! Осторожно!

Иуда отпустил его, трактирщик отступил.

– Чуть руку мне не сломал! Что это с тобой? – обиженно спросил он, растирая кисть.

– Прости, Симон! Со сна показалось. Никогда больше так не подкрадывайся ко мне.

– Да уж, не буду! Ты просил разбудить пораньше.

Иуда огляделся.

– Верно. Уже рассвет. Спасибо.

– Есть хочешь?

– Нет! Ты накормил меня на неделю вперед. И напоил.

– Ну, уж, это ты сам!

– А зачем ты мне его принес? Знаешь же…

– Ты просил. Мне нет дела до ваших запретов.

– Да? Спасибо, Певец вина. Я кругом в долгу у тебя. Где еще меня так сытно накормят?

– О, об этом я не беспокоюсь, Иуда! Заработать на хлеб ты всегда сможешь. Меня волнует другое.

– Что же?

– Как дальше? Ты возвращается в братство?

– Симон! Я же просил!

– Помню! Но не могу я спокойно смотреть на тоску в твоих глазах! Ведь что-то не так с тобой, я точно знаю.

– Да не лезь ты мне в душу, ради Бога! – Иуда отвернулся, провел руками по лицу. – Симон, не надо, пожалуйста! – удивительно мягко, почти ласково произнес он. – Если мне понадобится выговориться, я приду к тебе первому, ведь ты – мой самый верный друг. А пока никаких расспросов, прошу тебя! Я сам во всем разберусь.

– Хорошо, я понял. Прости меня!

– Ничего. Ладно, дай воды, и я пойду. Мне пора.

Сборы были недолгими. Иуда решительно отверг котомку с едой, напился воды и направился к выходу. На пороге он остановился.

– Извини, если был резок. Не хотел тебя обидеть.

– Я понимаю! Махайра ты и есть – твой учитель был прав. Знаешь же, на тебя я не обижаюсь. Когда мы увидимся?

– Наверно, скоро, если я тебе еще не надоел.

Киренеянин возмущенно хмыкнул.

– Когда?

– Бог знает! Но ты же всегда меня ждешь.

– Конечно… мальчик мой.

– Симон! – голос Иуды дрогнул, он крепко обнял толстяка. – Старый ты Силен! Ну подумай, зачем я тебе нужен – одни лишние заботы и печали на твою мудрую голову?

– Перестань! Я же говорил, ты мне как сын, Иуда. Заботы, печали… Да что бы я без них делал! Только ты один и скрашиваешь мою жизнь – так хорошо знать, что хоть кому-то на свете нужен…

Иуда быстро отвернулся.

– Конечно, нужен, – улыбнулся он. – Я приду… как смогу. До встречи. Спасибо за все.

– Не за что. До встречи, Иуда. Храни тебя Бог!

Он долго смотрел вслед молодому человеку, пока тот не смешался с толпой, потом вздохнул и с грустной улыбкой настежь распахнул дверь харчевни.

Убежища Иуда достиг при наступлении темноты. Его окликнули, он назвался. Из мрака раздался удивленный возглас.

– В чем дело? Меня не ждали? – подойдя ближе, молодой человек рассмотрел часового и узнал идумея Симона.

– Наоборот, очень ждали. Где же ты был целую неделю?

– Тебе какое дело? Может, я все-таки войду?

Каменотес отступил, открывая проход. В лицо Иуде ударил чад светильников, он спустился по лестнице, на последней ступеньке обернулся к Симону.

– Тебе приказано предупредить, как только я появлюсь?

– Нет. Но тебя ждут.

– Странно… Ладно, разберусь. Кстати, холодает – не мешает тебе одеться.