Эвелин и Элис Дейл - Мой дорогой демон

– Какого лешего вы здесь делаете?

Бьянка не ответила, оставшись неподвижной, и потупила взгляд, дабы не смотреть на отвратительного ей хозяина. Ей еле удавалось сдерживать дрожь в его присутствии. Илинка заговорила первой, и ее тон не был доброжелательно вежливым:

– И вам доброй ночи, мой супруг. Прекрасно помню ваш наказ не покидать спальни затемно. И я рада бы неукоснительно соблюдать его, вот только… – девушка крепче сжала свечу, воск которой таял на ее пальцах, – непонятный шум не позволяет сомкнуть глаз в этом… чудесном доме.

Бужор скривился. Губы его при этом так отвратительно поджались, что все лицо стало походить на безобразную восковую маску. Он сосредоточил наполненный безмолвной яростью взгляд на молодой жене, но обратился к служанке:

– Бьянка, отправляйся… – он процедил так, чтобы та вполне осознала куда он велит ей последовать, – в спальню.

Его дела этой ночью были завершены, и он намеревался расслабиться в обществе покорной рабыни. Девушка была вынуждена выполнить приказ, а Бужор не удостоил ее взглядом. У него еще будет время, чтобы как следует наказать эту девчонку. Его мысли вернулись к непокорной супруге, ожидавшей дальнейшей реакции Бырцоя на свои ночные прогулки. Мужчина ступил к ней, а Илинка вздернула подбородок, глядя на него с нескрываемым отвращением:

– Что же, позволите и мне возвратиться в спальню?

– Как вы оказались здесь? – Бужор не ответил, замерев в полушаге от жены. Она отступила, но Бырцой вдруг схватил ее за руку, цепко сжав запястье, и заставил смотреть на себя. – Разве я недостаточно ясно объяснил вам правила поведения в моем доме, драгоценная доамна?

– А какие же беды могут ожидать меня здесь? Может, вы все же раскроете мне тайну? Чтобы я знала, чего бояться? – голос Илинки звучал ровно и уверенно. Умение держать себя в руках позволяло ей контролировать нараставший страх. Она чувствовала на лице неприятное дыхание старика. Его пальцы внезапно ослабили хватку, стали поглаживать, и Илинка застыла.

– Я разве говорил вам, что есть причины бояться? Я просто люблю правила, я люблю порядок. Нам ведь не довелось больше побеседовать, а что, если я бы хотел знать о желаниях своей супруги? Ведь разве мои не очевидны для вас? – ладонь Бужора скользнула по нежной руке девушки. Старик задрожал от желания, охватившего его в этот миг. Он словно завороженный воззрился на жену, что была так восхитительна в отблеске тусклой свечи.

Несомненно, она была прекраснее всех, кто когда-либо ублажал его. К тому же Илинка не была грубой служанкой, ее красота околдовывала. Как же велико было искушение! Девушка ахнула, попытавшись отстраниться, когда Бужор вдруг обхватив ее за талию, прижал к себе очень близко. Сухие губы замерли возле девичьей шеи, а у Илинки закружилась голова от подступившей тошноты:

– Кто вам дозволил прогуливаться по дому в таком виде, госпожа? Вы, очевидно, совсем запамятовали о том, кто вы и перед кем обязаны появляться в таком виде. Вы моя супруга. Или забыли об этом? Я мог бы напомнить… – но девушка почти не слышала его сиплый голос. Биение сердца затмило все ощущения. «О Боже, неужели он…»

– Моя дорогая, разве вы полагали, что ваши супружеские обязанности могут ограничиться единственной беседой? О нет… Вовсе нет… – Бужор заговорил совсем тихо, даже отстраненно. И рассеянно отставив свечу, он сильнее прижал девушку к себе. Старик скользнул пальцами по ее талии, а Илинка охнула, стиснув зубы от того, насколько противными показались ей эти прикосновения. Изгибы ее тела будоражили разум Бырцоя, заставляли сходить с ума. Девичья хрупкость давала ощущение власти, он так желал бы владеть ею всецело. Его грубые пальцы замерли на ее бедрах, отчего Илинка невольно дернулась. Она уже проклинала звуки, из-за которых пришлось покинуть спальню:

– Пожалуйста, Бужор, оставьте меня, Бужор… Не надо…

– Если бы я хотел наказать тебя, разве делал бы это так? Как бы я жаждал ночами встречать тебя не в коридорах, а в своей спальне, как то и подобает моей супруге… Думаешь, я не желаю тебя? – и тогда старик порывисто припал к плотно сомкнутым губам девушки, яростно требуя сейчас же подчиниться ему.

Он впился в ее талию так больно, что Илинка, застонала, попытавшись отпихнуть старика. Но ее супруг с глухим хрипом заставлял ее разомкнуть губы, терзал их грубым поцелуем, обдавая зловонным дыханием. Он мог бы взять ее здесь и сейчас, ведь похоть обрывала все рамки дозволенного, в каких прежде держал себя. Ее непокорность взрывала его нутро диким вожделением, рождая в нем зверя. Бужор почти разорвал на девушке пеньюар, хотел, чтобы она сейчас же отдалась ему. Желание взять ее было непреодолимым, но…

Старик отпустил ее так же скоро, как притянул к себе. Илинка, едва не упав, выронила свечку и закрыла рот ладонями. Она закашлялась от того, насколько унизительным и отвратительным ей показалось случившееся. Господи, это же невозможно! Невыносимо, как же она смогла бы отдаться ему?! Девушка отвернулась и не видела в какой гримасе исказилось лицо Бужора, тоже словно ошарашенного произошедшим. Бырцой пытался взять себя в руки – ведь он должен был сдерживаться, должен был, должен! Но его воспаленный от страсти взгляд скользил по одеянию девушки, которое всем своим видом словно кричало о доступности:

– Сейчас же идите в свою комнату, доамна… – его голос прозвучал хрипло. Он отступил, забрав свечу со стола. – Надеюсь, вы осознали, к чему могут привести ваши прогулки по замку в таком бесстыжем виде? Если вас не волнует ваша честь, то она будет волновать меня. Сейчас же идите в свою комнату! – Илинка, присев, подняла потухшую свечку, но Бужор, трясясь от гнева, прогремел. – Сейчас же!

Девушка резко выпрямилась и бросилась прочь от отвратительного супруга, дабы как можно скорее скрыться во мраке. Бырцой зажмурился, силясь совладать с буйством, разрывавшем его изнутри. Ведь он мог бы сорваться. Сорваться сейчас и потерять вновь все то, ради чего жил последние двадцать лет. «В этот раз не должно быть неудачи, я слишком долго этого ждал. Я слишком долго ее искал, больше нет времени на очередную ошибку. Больше нет…»

Бужор, сделав глубокий вдох, наконец, стал приходить в себя. Он с удовлетворением вслушивался в тишину, охватившую замок. Так и должно быть всегда… Все должно быть по правилам. Старик бросил быстрый взгляд в сторону лестницы, ведущей в подвал, и, будто предостерегая кого-то, цокнул языком. А затем он направился в свою спальню, чтобы позволить себе и своему телу расслабиться под ласками той, на чьем месте сейчас желал бы видеть другую.

Бьянка жалась к краю постели, где уже около получаса прислушивалась к дыханию лежавшего рядом старика. Она ждала, когда тот крепко заснет и ей можно будет, наконец, убежать прочь. В комнату сквозь распахнутое окно проникала прохлада, разбавляя спертый, горячий воздух. Обнаженное тело Бьянки покрылось гусиной кожей, а девушка чувствовала себя покойницей, обреченной на нескончаемые муки в могиле с этим дьяволом. То была еще одна ночь ее грехопадения, после которого служанка всегда боролась с диким желанием наложить на себя руки. И каждый раз, едва она переступала порог неприглядной спальни, в ее душе вмиг гасли все надежды и мечты, в которые свято пыталась верить. Она словно умирала здесь: «Мне никогда не спастись от этого… Никогда не удастся вырваться, никогда Янко не возьмет в жены ту, чье тело запятнано похотью старика. Никогда…»