Сергей Курган - Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга вторая

Эта поучительная история с изобретением фарфора в очередной раз подтвердила наблюдение, которое Себастьян сделал уже давно: творческим натурам для самореализации нередко требуется хороший пинок, решительно выводящий их из затянувшегося творческого простоя. Что ж, как бы то ни было, мейсенский фарфор теперь на вес золота, так что в конце концов курфюрст добился своего. Ну, почти добился. Вот, однако, как тщеславие и неуемное стяжательство творят новые технологии!

Мейсенский фарфор

– Доброе утро, Ваша Милость. Надеюсь, Вы хорошо спали? Желаете поесть у себя или предпочитаете спуститься к завтраку?

Себастьян поморщился.

– Каролина, – сказал он с легким упреком в голосе, – я же просил называть меня просто «господин фон Берг».

Щеки Каролины порозовели – чисто кровь на молоке, так что Себастьян залюбовался. «О, куда это меня понесло?» – подумал он, вяло одергивая себя. Вяло – потому что… «Потому! В конце концов, жизнь продолжается» – явилась ему «крамольная» мысль, впрочем, вовсе не показавшаяся ему такой уж крамольной.

– Ой, простите, Ваша Ми… – то есть, господин фон Берг! – окончательно смутилась Каролина, покраснев теперь уже до корней волос.

Себастьян невольно улыбнулся. Служившая горничной на постоялом дворе своего дяди, темноволосая, со светло-карими глазами, пухленькая Каролина, переполненная здоровьем и юной свежестью, излучала неодолимое очарование. Любопытная, с живым и общительным нравом, она, однако, отличалась странной застенчивостью. Она легко смущалась и тогда опускала свои опушенные длинными ресницами глаза долу и рдела, как маковый цвет. В эти минуты она вызывала особенную симпатию и теплоту, и на нее невозможно было смотреть без улыбки. Она нравилась Себастьяну – вот и сейчас, в своем переднике и чепце… Он почувствовал легкое и приятное волнение – она возвращала его к жизни. Зарумянившаяся Каролина и яблочно-зеленый алмаз. Похоже, жизнь пошла на новый виток.

– Ладно, Каролина, не переживай, – мягко успокоил он девушку, – это не так страшно. Просто постарайся впредь этого не забывать.

Он продолжал улыбаться – теперь уже ободряюще.

– Видишь ли, – сам не зная зачем, начал он, словно должен был что-то объяснять горничной – мне не хочется привлекать к своей скромной персоне излишнее внимание, меня это тяготит. И поэтому ты окажешь мне большую услугу, если будешь в дальнейшем внимательна.

Она подняла глаза, в которых вновь засверкала задорная искорка.

– Да, господин фон Берг, – ответила она, польщенная доверием, – я буду очень внимательна. Господин фон Берг может не беспокоиться.

– Хорошо, Каролина, – сказал Себастьян, – скажи дяде, что я, пожалуй, спущусь к завтраку – у меня сегодня общительное настроение.

– Слушаю, господин фон Берг.

– Ты так и будешь повторять это «господин фон Берг» в каждой фразе?

– Да, господин фон Берг, – ответила Каролина, стрельнув своими лукавыми глазами. – Мне нужно как следует поупражняться.

Ну, что ты с ней будешь делать? Себастьян рассеянно улыбнулся: мысли его уже витали вокруг «Зеленого Веттина» – яблочно-зеленого алмаза, который неудержимо манил его к себе.

Все с самого начала пошло наперекосяк. Начать с того, что посредник не явился с алмазом на условленную встречу, а вместо того прислал посыльного с запиской, извещавшей, что он прийти не может, так как за ним следит его собственный дворецкий. Каковой дворецкий, как он предполагает, соглядатай курфюрста. И это открытым текстом через посыльного! Что за идиот! Хорошо хоть то, что он не назвал предмет продажи – алмаз. Впрочем, Себастьян не обольщался – если за ним следили, то могут и это знать. Если это дойдет до курфюрста, придется в пожарном порядке уносить ноги из Саксонии. И хотя такой вариант, как немедленная ретирада был им заранее просчитан, он испытал горчайшее расстройство: это был удар, какого он при пополнениях своей коллекции еще не испытывал. Он ведь уже заплатил аванс за алмаз. Он вновь представил себе камень: тот послушно предстал перед его мысленным взором.

Алмаз, который он, наконец-то, осмотрел накануне, оправдал его надежды: совершенно очаровал его. И он, действительно, был яблочно-зеленым, чистой воды и крупным: почти 40 карат, что для цветного алмаза весьма много. Кроме того, он был очень удачно огранен, вероятнее всего, в Амстердаме – огранкой «Перуцци», или, как ее еще называли, «тройной». Камни именно этой, наиболее совершенной на данный момент, огранки с недавних пор стали называть бриллиантами.

И тут вдруг Себастьян совершенно ясно осознал, что его водят за нос. Он закрыл глаза и сосредоточился.

И сразу же увидел, как наяву, «Зеленый Веттин» в обтянутом темно-синим бархатом футляре изысканной работы, лежащим на столе в отделанной зеленым велюром гостиной. А рядом с ним стоящего у стола человека – молодого, без парика, с растрепанными волосами и с выражением растерянности и озабоченности в бегающих глазах.

Ах, вот оно что! Ну, мы еще посмотрим, чем дело кончится. Неужели этот идиот думает, что этой писульки хватит для того, чтобы меня устранить! Камень будет моим! Даже если курфюрст встанет на пути. Довольно уже и того, что алмаз получил династическое имя курфюрста – «Веттин». Впрочем, Себастьян теперь не только интуитивно чувствовал, но и видел уже воочию, что Август Сильный тут ни причем – это лишь повод, чтобы не расставаться с камнем, несмотря на договоренность и уплаченный аванс.

Себастьяну было не жаль денег (в конце концов, это ведь не гешефт, а коллекция, это – для души), хотя он и умел их считать и, разумеется, не собирался их дарить, – но эмоционально это его не особо задело. Однако то, что нечто преградило ему путь к алмазу, встало между ним и его желанием, просто взбесило его. И, как всегда, когда его охватывал подлинный гнев, он стал холоден, как лед, что не предвещало тому, кто стал у него на пути, ничего хорошего. Он уселся в кресло, и, вновь вызвав «картинку», сконцентрировался на ней.

На сей раз это продолжалось не слишком долго: прошло, судя по часам, около получаса, хотя Себастьяну показалось, что минуло никак не меньше часа. Он проник в сознание посредника, и поначалу ненавязчиво, «на пробу» обшарил его, понемногу осваиваясь в нем и пока обходя стороной главный очаг возбуждения – мысли о «Зеленом Веттине». Однако очаг был очень мощным: можно сказать, что «все его мысли были заняты этим», и Себастьян, решив, что пришел момент проникнуть в его намерения, узнал, что малый склоняется к бегству. В его сознании постоянно всплывало слово «Потсдам», из чего можно было заключить, что он предполагает продать камень прусскому королю, предварительно присвоив себе и алмаз, и аванс, и оставив, как он думал, в дураках и продавца, и покупателя – то есть, его, Себастьяна. Это был именно тот случай, которого Себастьян всегда опасался: соблазн овладеть камнем может оказаться слишком сильным, и именно поэтому он старался, по возможности, сводить число участников сделки к минимуму, делать все самому, никого не вводя в искушение. И вот, стоило только раз отступить от этого правила, и… Хотя сейчас уж поздно об этом думать, надо действовать, и быстрее.