Карел Коваль - Моцарт в Праге. Том 2. Перевод Лидии Гончаровой

«А что с певцами?»

«Они ещё здесь, должны отработать контракты. У них гастроли в Драждьянах. А Гвардасони жаден до дукатов как чёрт. Помните, с каким трудом он расставался с той сотней дукатов за вашего „Дон Жуана“? А ведь вы спасли его от разорения, он получил, благодаря этой опере, новый кредит. Мог бы заплатить вдвое больше».

Моцарт опустил глаза. Если бы он имел тогда двести дукатов!

«Что в Берлине? Там „Дон Жуаном“ заинтересовались?», – Пахта прервал его размышления.

«Об опере было много разговоров, но короля интересует только камерная музыка. Он заказал мне шесть струнных квартетов для себя и шесть клавирных сонат для старшей дочери, принцессы Бедржишки. Это должны быть нетрудные сонаты».

«И это всё, Моцарт? Я думал, вас там оставят. Князь Лихновский говорил, что прусский король сильно заинтересован в Моцарте, будто хочет отбить модного музыканта у императора Йозефа.

Известно, как он всегда точит зубы на всё, что нравится австрийскому конкуренту. Поговаривают, например, что в Берлине готовятся к войне в Силезии. Как там, между музыкальными занятиями он не проронил об этом словцо?»

«И видел, и слышал я там многое, но вы же понимаете, пан граф, мне это скучно, это не моё. Я музыкант», – Моцарт усмехнулся над самим собой и стал собираться к выходу, мол, надо ещё попасть к Душку на Бертрамку. Хочется рассказать другу о большом успехе его супруги в Драждьянах и Лейпциге.

«Когда теперь увидимся? Вы ещё побудете в Праге?»

«Едва ли. Думаю, завтра утром поеду».

«Что так спешно?»

«Констанция ждёт, работа, ученики».

«Ученицы ждут-не дождутся…», – и граф лукаво усмехнулся, обнял Моцарта, пошёл провожать маэстро.

«Когда теперь приеду? Как Бог даст. Будьте все здоровы, и передавайте от меня приветы всем друзьям».

На Бертрамку возвращался расстроенным. Отъезд Гвардасони спутал его надежды. Что же он так бессовестно предал забвению контракт, сам же в нём заинтересован. Ведь предложил двойной гонорар!

Моцарт давно уже ко всему готов, и не удивился бы любой комедии, и не стал бы переживать, не будь это его пражанин, почти приятель. Вот и размечтался о предстоящем сотрудничестве с ними, понадеялся на новую оперу!

– 3 —

Душек был дома. Выходя из коляски, Моцарт упал к нему в объятья.

«Я так ждал тебя, Амадей, стал уже беспокоиться, что ты уехал, не повидавшись».

Так и поднимались, обнявшись, по лестнице, заботливо украшенной вазами с цветами, как в те славные дни, когда всюду слышен был смех, голос Моцарта, и казалось, так будет всегда.

«Сразу, чтобы не забыть ни о чём, передаю сердечный привет от пани Жозефины. Она просит не гневаться, что не написала письмо. Надеется на меня, полагает, что я обо всём расскажу очень подробно. Хитрит, наверное. Хочет память мою проверить, так ли хороша, как об этом говорят».

Сидели в салоне за милым столом, где два года назад, счастливые и весёлые, собирались в ожидании премьеры «Дон Жуана». Прежде, чем начать рассказ о поездке, Моцарт поднял бокал:

«Давай выпьем за здоровье пани Жозефины. Она пела как соловей. Околдовала весь Лейпциг. Vivat Жозефина!»

Глаза Душка осветила радость, звякнули бокалы, оба с аппетитом выпили.

«Похвала эта и к тебе относится, милый мой Франтишек, и о тебе там много говорили, мой дорогой. Да-да, что глаза твои так удивлённо округлились, точно не веришь? Кто учил Жозефину пению?», – Моцарт многозначительно помолчал и снова поднял чашу с вином, – «Vivat Франтишек Душек, учитель чешской Габриэлли. Ну же, Душек, долго мне ждать? Так и рука отсохнет, прежде чем ты чокнешься со мной своим бокалом!»

Душек смутился, заволновался, даже немного забрызгал вином рукав рубашки.

Моцарт начал рассказ, говорил торопливо, шутил, чем вернул растроганного друга в его обычное, спокойно-достойное состояние. Душек внимательно слушал доклад о концертной поездке.

«Ехали мы замечательно, погода стояла отличная. В Драждьяны приехали в воскресенье вечером. Остановились в отеле, в каких могут себе позволить жить только князья. Ну, ещё и мы, их скромные учителя музыки, кто учит их не только играть, но и слушать голос своего сердца», —

Моцарт, разогретый вином, весело посмотрел на Душка, настроенного вполне серьёзно. – «Я болтун, Франтишек, но это всё от радости, что снова вижу тебя. Помнишь, как я пытался подшутить над тобой у Шёнборна?»

Душек смотрит удивлённо.

«Забыл, как тебя вызвали из-за стола, дескать, с вами желает поговорить некий господин, не называли моего имени?»

«Ну да, знаю, а почему ты об этом вспомнил?»

«Сейчас объясню. Я думал о тебе в тот момент, и мне пришло в голову так же пошутить с пани Жозефиной, но вышло всё наоборот».

Душек – весь внимание, почти перестал дышать.

«Я пошёл к Неуманновым, что не так просто. Живут они на третьем этаже, да ещё идти надо через большой балкон. Не успел я прикоснуться к молоточку, как двери распахнулись, и очень важный господин строго так спрашивает: « С кем имею честь…?» Я, не называя своего имени, прошу его пригласить пани Душкову.

Господин кивает, а из-за его спины появляется твоя жена и произносит: «Это пришёл некто, очень похожий на Моцарта». Вот так меня красиво встретили. Оказывается, пани Жозефина видела меня, пока я проходил по балкону, и таким образом моё инкогнито было испорчено. Но какие замечательные люди, эти Неуманновы, Франтишек!»

Душек смеётся:

«Мне это хорошо известно, Амадей, я там бывал. Всё хорошо себе представляю, и балкон тоже».

Моцарт продолжает:

Тот вечер был чудесный. Мы не могли разойтись. Всё говорили и никак не могли наговориться. До игры дело не дошло. Шутили, рассказывали анекдоты, все старались дать мне отдохнуть после дальней дороги. Зато потом, когда я хорошо высплюсь, мне придётся основательно потрудиться.

Программа была такова, что вертеться пришлось, как белке в колесе. В Драждьянах мы были полных семь дней, и я тебе не сильно совру, если скажу, что не играли мы только по ночам, пока спали. Наутро мы с князем пришли к Неуманновым прямо к завтраку, оттуда отправились в придворный костел.

Пришли на хоры, там Неуманнов представил мне регента Берджиха Августа, и тот начал немедленно делать поклоны, сильно мне льстил и спросил шёпотом, не собираюсь ли я сыграть при дворе. Я сказал «да». Тут зазвонили к началу мессы. Позднее я узнал, что мессу исполняли в мою честь, дирижировал придворный капельник, известный тебе, Ян Амадей Неуманн».

Душек кивнул:

«Говорят, он старейший музыкальный деятель на севере».

«Представь себе, это было для меня знаком настоящего признания. Из костёла мы отправились в отель на княжеский обед, нас всех пригласил Лихновский. Во время кофе пришли с вопросом, согласны ли мы играть завтра вечером при дворе курфюрста Берджиха Августа. Я, разумеется, пообещал, и мы за десертом обсудили с пани Жозефиной программу.