Петр Кошевой - За Ленинград! За Сталинград! За Крым!

Выслушав доклад, Стельмах придал последующему разговору с разведчиками неожиданное направление.

– А пленные где? – спросил он командира и политрука.

– Пленных нет.

– А почему?

На вопрос ответил политрук:

– На митинге в Куйбышеве командир дивизии поклялся товарищам Калинину и Ворошилову истреблять оккупантов. Он приказал уничтожать противника, где бы мы его ни встретили. Разведчики точно выполнили приказ. И в этом духе мы воспитываем своих бойцов.

Г.Д. Стельмах встал из-за стола и подошел к политруку, очень молодому и горячему человеку.

– Командир дивизии сказал совершенно правильно. Наша армия действительно должна уничтожить оккупантов. Не перебив гитлеровских захватчиков, нельзя вызволить нашу Родину из беды. Поэтому общее направление воинского воспитания вы взяли верное. Однако в этом бою вы оба, – Стельмах кивнул в сторону командира, – забыли, что командуете разведчиками и находитесь впереди для того, чтобы как можно больше узнать о противнике. Когда вы увидели врага, ненависть к нему заглушила голос разума. Мы с товарищем Кошевым понимаем это чувство. И для первого раза не станем вас корить. Но требуем, чтобы вы сами знали и научили бойцов помнить, что для разведчика одним убитым солдатом противника больше, одним меньше – не так уж важно. Ему необходимо взять «языка». От пленного можно получить такие сведения, которые помогут разгромить и уничтожить не какой-нибудь взвод, а действительно крупные силы. «Язык» – это сейчас наиважнейшая для нас задача. Вы же ее не выполнили.

Командир и политрук разведчиков искренне расстроились. Поняв свою ошибку, они в один голос заверили, что более ничего подобного не допустят.

Должен сказать, что оба командира, особенно А.И. Бородий, проявили себя в последующем как очень способные люди. Бородий не только был по-солдатски храбр и решителен, но и отличался большой вдумчивостью, какой-то особой интеллигентностью. Выше всяких похвал было его умение оценивать обстановку, принимать решение и обеспечивать его проведение в жизнь. Вскоре он был назначен комбатом, а затем и командиром полка.

Через некоторое время после отъезда Стельмаха из дивизии в штаб армии позвонил командарм. За промах разведчиков он меня не журил, видимо, щадил самолюбие.

– Раз ты объявил на параде в Куйбышеве, что врага надо истреблять, то теперь издай приказ, чтобы впредь брать пленных, – закончил он разговор.

Из дневника генерал-полковника Ф. Гальдера, запись за 16 ноября 1941 года:

«…В ближайшее время следует ожидать обострения обстановки в районе Тихвина…

Разговор с фон Леебом:…Вчера вечером Тихвин был вне опасности. Сегодня снова наблюдается переброска крупных сил противника с востока на этот участок. Противник здесь ведет атаки с юга. Положение в районе Тихвина пока не очень напряженное, однако в ближайшее время можно ожидать прорыва русских. Противник атакует также с севера.

…Командующий группой армий… предложил оставить Тихвин в целях усиления волховского участка фронта. Я подчеркнул, что, учитывая интересы ОКХ [3] ОКХ – главное командование сухопутных войск гитлеровской Германии. – Прим. ред. , следует во что бы то ни стало удерживать Тихвин» [4] Гальдер Ф. Военный дневник / Пер. с нем. Т. 3. Кн. 2. С. 46, 47. (курсив мой. – П.К. ).

Дни тогда не тянулись, они – летели. Хотя основные мероприятия по подготовке войск к наступлению проводили по ночам, чтобы враг не мог обнаружить наших приготовлений, рассвета ждали с нетерпением. Днем командиры изучали местность, проводили разного рода рекогносцировки, обучали личный состав методам действий. С верхушек сосен наблюдатели, не отрываясь, просматривали в сотый, может быть, раз каждый метр неприятельской обороны.

Настала ночь перед наступлением…

Я долго тогда работал с моими ближайшими помощниками – начальником штаба майором Г.Б. Котиком и начальником артиллерии подполковником Степаном Ивановичем Фефеловым. В теплой землянке (ее уже оборудовали саперы) пахло сырой глиной. Мы выслушали доклад помощника начальника штаба по разведке. Особых новостей не было: противник – подразделения 61-й пехотной и 18-й моторизованной дивизий – усиливал инженерные заграждения, особенно минные, совершенствовал старые и отрывал новые траншеи и ходы сообщения, создавал дополнительные огневые точки на переднем крае. По любой группе наших бойцов открывался плотный артиллерийский огонь. Враг вел себя настороженно.

С.И. Фефелов был мастером артиллерийского дела. Он умно и аккуратно рассчитал и обстоятельно доложил порядок артиллерийской подготовки и поддержки атаки, какие цели противника и как будут подавляться или уничтожаться по этапам боя. Все было продумано, промерено и не должно было вызывать беспокойства. Но мы снова и снова возвращались мысленно к возможным вариантам действий, опять брались за карандаши и бумагу, еще раз прикидывали…

Вскоре к нашей группе присоединился и комиссар А.З. Тумаков. Он рассказал, что политработники провели последние перед боем собрания и митинги личного состава. В шалашах и землянках проходила читка обращения ленинградок. Бойцы и командиры дивизии были уверены в победе. Когда дали команду занять исходное положение перед наступлением, солдаты говорили: «Ну, тронулись! Теперь будем топать в обратном направлении – на запад».

Подполковник С.И. Фефелов

…Та ночь показалась мне бесконечной. Я выходил из землянки на морозный воздух и смотрел в сторону Тихвина. Ущербная уже луна подымалась где-то за лесом, в небе холодно сверкали мириады звезд. Впереди погромыхивало и раздавались приглушенные расстоянием пулеметные очереди. Горизонт временами озарялся ракетами противника и вновь темнел. Мысли мои то обращались к близкому бою, то перебрасывались к Москве, где враг продолжал остервенело рваться вперед. Выходило, что по календарю мы начинали свой путь на запад ранее других советских войск. Это обязывало, радовало и тревожило…

К рассвету 19 ноября 1941 года я был на своем НП, организованном на высокой сосне. Рядом со мной на помосте находился Фефелов. Внизу расположились связисты и два командира-оператора. С первыми лучами солнца морозного дня мы всматривались в еле заметную линию траншей противника, опоясавшую восточную и юго-восточную окраины Тихвина. Поминутно глядели на часы… Было тихо. Вдали справа на церковной колокольне совхоза имени 1 Мая маячил чуть видимый немецкий наблюдатель. Где-то в 500–600 м к востоку на опушке леса располагался наш 311-й стрелковый полк. Командир полка доложил: к наступлению готовы. Затем доложили командиры других полков.