Александр Альберт - Десять дней. Хроника начала войны

«С этими всё ясно» – подумал сержант, но наблюдения не прекратил. Разговаривали они на местном наречии.

«Не немцы, но и не партизаны – решил сержант, – надо уходить! Счастье, что мы ещё живы» – он представил, как, с гоготом, они расстреливали бы их.

– Пошли! – поднялся Михалыч.

Через двадцать минут Саша поднял вверх руку – «внимание!». Михалыч, повернувшись к шедшему за ним Бунякину, приказал передать по цепочке – «всем лечь!», а сам поспешил к Брынцеву.

Саша, прячась за кустом, наблюдал за просматриваемым справа куском дороги.

– Мотоциклы сюда едут! – горячим шёпотом в ухо доложил ему Саша.

Михалыч прислушался – сквозь птичий гомон донёсся стрёкот мотоциклетного мотора. И не одного, звуки нарастали.

– Это за нами, – шептал на ухо Саша, – надо предупредить!

И сделал попытку подняться.

– Стой! Успеем! – остановил сержант бойца, доставая наган и напряжённо всматриваясь в прогалину.

– Немцы, Саша! Отведи бойцов в укрытие, в лес! Быстро! – не поворачиваясь, скомандовал сержант, считая проскакивающие машины.

«Пять мотоциклов с люльками, на трёх люльках установлены пулемёты, на четвёртом мотоцикле сидит офицер, на трёх мотоциклах по три человека, на двух – по два, всего тринадцать человек – отделение разведки? Едут на заставу».

Подкрался Саша:

– Всё в порядке!

Михалыч ждал – если всё тихо будет там, на заставе, значит те ихние. А если?

И дождался.

Грохнул винтовочный выстрел, за ним дробь автомата, хлопушками два взрыва ручных гранат, потом стрёкот пулемёта. Выстрелы винтовок, дробь автомата, сдвоенный хлопок ружья. Снова пулемёт, винтовки. Взрыв – вроде бензобак взорвался. Беспощадная трель пулемёта. Глухие крики. Сухие выстрелы винтовок, тишина. Ещё выстрел, из пистолета. Тишина.

Часы Михалыча показывают – десять минут десятого.

Боестолкновение заняло десять-двенадцать минут.

Снова стрёкот мотоциклов. Едут медленно, перегружены, на ухабах скрипят тормоза. Вот и первый – водитель, позади офицер, голова перевязана, пулемёт снят, торчит из люльки. В люльке двое – один, внутри, раненый, всё время клонится вперёд. Второй сидит на запаске, придерживая раненого за плечо. Спереди, поперёк люльки, труп немца. Ноги привязаны, правая рука в крови, мотается почти по дороге.

Второй мотоцикл – четыре человека: один, раненый, на заднем сиденье, держится за водителя, второй раненый – в люльке, его придерживает сидящий сзади на запаске.

Третий мотоцикл – три человека, люлька с пулемётом, сбоку люльки приторочено оружие, оружие привязано сзади, к запаске.

Итак, возвращаются двенадцать, включая трупы. Не хватает двух мотоциклов, одного немца, одного пулемёта.

На заставе – тишина.

Михалыч оглянулся – Сашка неотрывно глядел на дорогу, его била дрожь.

– Что делать будем, Сашок? – спросил сержант, уже решив про себя порядок последующих действий, – по-хорошему, тебя бы сейчас в разведку на заставу отправить, да нельзя одного, нехорошо там, не привычно для тебя.

Помолчав, добавил:

– Да и мне не по себе.

И к Сашке:

– Беги к ребятам, возьми двоих – Бунякина и Липатова, и ко мне. Я пошёл к заставе, той же дорогой, что и шли, опушкой. Догоняйте! Но тихо!

Через семь-восемь минут услышал сзади шаги. Оглянулся. Ребята догнали, но шли за ним, как он давеча приказывал, цепочкой. Он замедлил шаг, махнул рукой, подзывая всех к себе. Не останавливаясь, глядя вперёд, краем глаза увидел, что все трое идут чуть позади.

– Слушайте внимательно! На заставе был бой, наверняка есть убитые. Наша задача – оружие, пища, бельё, одежда, обувь, если хорошая. Придётся обыскивать убитых. Брать всё, что нужно для жизни, но никаких бирюлек, колец золотых! Мародёрство это. По законам войны за это полагается смерть! Лекарства какие, бинты – брать! Ножики – брать! Часы – брать! Сапоги, носки, портянки – брать! Рюкзаки, вещмешки – брать, не разглядывая! Понятно?

Оглянулся. Ребята были испуганы, увидев, что он оглянулся, закивали головами – да, да, согласны.

Не хватает одного немца, двух мотоциклов и пулемёта. Может засаду оставили? Не может быть, одного не оставят.

Что же ещё нужно? А нужно всё! Столовой не будет. Старшины с табаком не будет. Мыла для помывки в субботу – не будет. Спички нужны. Где наши?

Что-то очень нехорошее произошло, очень.

Между тем они были уже недалеко от заставы. Потянуло дымком.

В просвете показалось здание казармы. Оно весело пылало. Михалыч поднял руку – внимание! – подошёл к кромке леса, присел за кустом. Надо идти в разведку.

Сзади кто-то тронул за плечо. Оглянулся – Бунякин.

– Товарищ сержант, разрешите мне разведать. Вам нельзя. Я тихо.

– Подожди!

Здание было зажжено с двух сторон, середина была целой. С крыльца вниз головой на ступеньки свисал труп – это был тот, кто расстрелял портрет Сталина. Слева, на въезде, догорал мотоцикл немцев, дальше, на боку, лежал второй, высоко задрав покорёженное колесо люльки.

Двое гражданских лежали за крыльцом, ещё один за левым углом здания. Прямо перед ними, в двадцати шагах от горевшего мотоцикла, лежал ещё один гражданский, именно он, наверняка, гранатами подорвал вынырнувшие слева мотоциклы. Ещё один пытался отскочить за угол здания, но был настигнут очередью. Куртка на спине изрешечена пулями. Итак, видимых, шесть трупов. Немцы по счёту все, засады нет.

Тихо, только трещит пламя, поднимаясь всё выше, съедая остатки здания.

– Иди, Яша, посмотри – что и как.

Бунякин, озираясь по сторонам, вышел на поляну перед зданием, прошёл за правый угол, затем скрылся за углом, через считанные секунды выскочил, прикрываясь от пламени рукой, с левой стороны здания, крикнул:

– Никого!

Сержант первым дело побежал к мотоциклам, крикнув на бегу:

– Обыскивайте трупы, как я говорил, собирайте всё!

Граната попала в люльку за спину немцу, ноги остались в передней части, туловище вывалилось наружу. Пулемёт взрывом развернуло вместе с заправленной пулемётной лентой, дуло было чёрным от копоти, приклад и корпус посечены осколками, поэтому, видимо, немцы посчитали его негодным и бросили.

– Нет, это надо проверить, – вслух сказал сержант, пытаясь снять пулемёт с крепления. Ствол обжигал, тогда он оторвал окровавленный кусок от куртки немца, с его помощью выдернул пулемёт из крепления и положил его рядом на землю. Открыл крышку багажника с обгоревшей запаской – внутри какой-то инструмент, ранец, обшитый по клапану рыжей шкурой мехом наружу. Он выбросил ранец на землю рядом с пулемётом, чтобы подобрать. Подумал – неплохо было бы снять с немца сапоги, но взглянув на красно-синее месиво внутренностей немца, отказался от этого намерения.

У второго мотоцикла осколками пробит картер двигателя, багажник раскрыт, в нём пусто.