Федор Достоевский - Идиот (адаптированный текст)

Наста́сья – разгово́рная фо́рма и́мени Анастаси́я

генера́льша – жена́ генера́ла

позво́лить – разреши́ть

чино́вник – госуда́рственный слу́жащий

по боле́зни – из-за боле́зни, по причи́не боле́зни

узело́к – ма́ленький мя́гкий паке́т, завя́занный узло́м

нагова́ривать (кому́ на кого́) – говори́ть плохо́е о ко́м-либо

Не́вский – центра́льный проспе́кт в Санкт-Петербу́рге

втихомо́лку – никому́ не сказа́в, та́йно

прожгло́, проже́чь – здесь: произвести́ си́льное впечатле́ние

не па́ра – друго́го социа́льного кру́га, неподходя́щий

раскапитали́ст – кру́пный капитали́ст

с ме́сяц наза́д – о́коло ме́сяца наза́д, приме́рно ме́сяц наза́д

поме́щик – дереве́нский аристокра́т, землевладе́лец

поуча́ть – здесь: бить с це́лью испра́вить оши́бки в поведе́нии

умоля́ть – о́чень проси́ть

пробормота́ть – сказа́ть ти́хо и не совсе́м поня́тно

жар – высо́кая температу́ра, лихора́дка

фрак – пара́дная, выходна́я мужска́я оде́жда

жиле́тка – коро́ткая мужска́я оде́жда без воротника́ и рукаво́в

пла́тье – здесь: оде́жда

заря́ – здесь: восхо́д со́лнца, рассве́т

охо́тник – люби́тель

юро́дивый – не в своём уме́

1. Кто сиде́л у са́мого окна́ в ваго́не тре́тьего кла́сса?

2. Как вы́глядели молоды́е лю́ди?

3. Отку́да возвраща́лся белоку́рый молодо́й челове́к?

4. Почему́ он жил в Швейца́рии?

5. Кому́ князь Мы́шкин написа́л письмо́ в Петербу́рг и како́й отве́т получи́л?

6. Кто тако́й Парфён Рого́жин? Что мо́жно сказа́ть о его́ хара́ктере?

7. Почему́ Рого́жин и Мы́шкин е́хали в ваго́не тре́тьего кла́сса?

8. Как зва́ли тре́тьего уча́стника разгово́ра в ваго́не?

9. Кто така́я Наста́сья Фили́пповна?

10. Что предложи́л Рого́жин кня́зю Мы́шкину, когда́ они́ прие́хали в Петербу́рг?

Генера́л Епанчи́н жил в со́бственном до́ме, не́сколько в стороне́ от Лите́йного. Кро́ме э́того превосхо́дного до́ма, бо́льшая часть кото́рого сдава́лась внаём, генера́л Епанчи́н име́л ещё огро́мный дом на Садо́вой, приноси́вший то́же нема́лый дохо́д. Слылон челове́ком с больши́ми деньга́ми и с больши́ми свя́зями. Лета́мигенера́л Епанчи́́н был ещё, как говори́тся, в са́мом соку́, то есть пяти́десяти шести́ лет.

Семе́йство генера́ла состоя́ло из супру́гии трёх взро́слых дочере́й. Генера́льша была́ из кня́жеского ро́да Мы́шкиных, ро́да хотя́ и не блестя́щего, но дре́внего, и за своё происхожде́ние весьма́ уважа́ла себя́. В после́дние го́ды подросли́ все три генера́льские до́чери, Алекса́ндра, Аделаи́да и Агла́я. Все три бы́ли замеча́тельно хороши́ собо́й, не исключа́я и ста́ршей, Алекса́ндры, кото́рой уже́ ми́нуло два́дцать пять лет. Сре́дней бы́ло два́дцать три го́да, а мла́дшей, Агла́е, то́лько что испо́лнилось два́дцать. Все три отлича́лись образова́нием, умо́м и тала́нтами. Ста́ршая была́ музыка́нтша, сре́дняя была́ замеча́тельный живопи́сец. За́муж они́ не торопи́лись.

Бы́ло уже́ о́коло оди́ннадцати часо́в, когда́ князь позвони́л в кварти́ру генера́ла. Кня́зю откры́л слуга́, и ему́ до́лго ну́жно бы́ло объясня́ться с э́тим челове́ком. Наконе́ц слуга́ проводи́л его́ в ма́ленькую пере́днюю и сдал его́ с рук на́ руки друго́му челове́ку, докла́дывавшему генера́лу о посети́телях.

– Подожди́те в приёмной, – проговори́л он, со стро́гим удивле́нием посма́тривая на кня́зя, расположи́вшегося тут же ря́дом о́коло него́ на сту́ле. – Вам к самому́ генера́лу? Да вы то́чно… из-за грани́цы? – ка́к-то нево́льно спроси́л он наконе́ц.

– Да, сейча́с то́лько из ваго́на. Мне ка́жется, вы хоте́ли спроси́ть: то́чно ли я князь Мы́шкин? Уверя́ю вас, что я не обману́л вас и вы отвеча́ть за меня́ не бу́дете. А что я в тако́м ви́де, то тут удивля́ться не́чего: в настоя́щее вре́мя мои́ обстоя́тельства пло́хи.

– Гм. Я опаса́юсь не того́, ви́дите ли… Вы не по бе́дности к генера́лу, позво́льте узна́ть?

– О, нет, в э́том бу́дьте соверше́нно уве́рены. У меня́ друго́е де́ло.

– Вы меня́ извини́те, а я на вас гля́дя спроси́л. Подожди́те секретаря́.

– Е́сли до́лго ждать, то я бы вас попроси́л: нельзя́ ли здесь где́-нибудь покури́ть? У меня́ тру́бка и таба́к с собо́й.

– По-ку-ри́ть? – с удивле́нием посмотре́л на него́ слуга́. – Нет, здесь вам нельзя́ покури́ть.

– О, я ведь не в э́той ко́мнате проси́л; а я бы вы́шел куда́-нибудь, потому́ что привы́к, а вот уж часа́ три не кури́л.

– Ну как я о вас о тако́м доложу́? – пробормота́л почти́ нево́льно слуга́. – Да вы что же, у нас жить хоти́те?

– Нет, не ду́маю. Да́же е́сли б и пригласи́ли, так не оста́нусь. Я про́сто познако́миться то́лько прие́хал.

– Как? Познако́миться? – с утро́енной подозри́тельностью спроси́л слуга́. – Как же вы сказа́ли снача́ла, что по де́лу?

– О, почти́ не по де́лу! То есть, е́сли хоти́те, и есть одно́ де́ло, так то́лько сове́та спроси́ть, но я гла́вное, что́бы познако́миться, потому́ что я князь Мы́шкин, а генера́льша Епанчина́ то́же после́дняя из князе́й Мы́шкиных и, кро́ме меня́ с не́ю, Мы́шкиных бо́льше и нет.

– Так вы ещё и ро́дственник? – сказа́л уже́ совсе́м испу́ганный слуга́.

– И э́то почти́ что нет. Впро́чем, коне́чно, ро́дственники. Я раз обраща́лся к генера́льше из-за грани́цы с письмо́м, но она́ мне не отве́тила. При́мут – хорошо́, не при́мут – то́же, мо́жет быть, о́чень хорошо́.

Князь встал, снял с себя́ плащ и оста́лся в дово́льно прили́чном и хорошо́ сши́том, хотя́ и поно́шенном уже́ пиджаке́. По жиле́ту шла стальна́я цепо́чка. На цепо́чке оказа́лись жене́вские сере́бряные часы́.

– Здесь у вас в ко́мнатах зимо́й тепле́е, чем за грани́цей, – заме́тил князь.

– А до́лго вы е́здили?

– Да четы́ре го́да. Впро́чем, я всё на одно́м ме́сте сиде́л, в дере́вне.

– В Петербу́рге-то пре́жде жи́ли?

– Почти́ нет, так то́лько, прое́здом. И пре́жде ниче́го здесь не знал, а тепе́рь сто́лько но́вого, что, говоря́т, кто и зна́л-то, так сно́ва переу́чивается. Здесь про суды́ тепе́рь мно́го говоря́т. Что у нас сме́ртной ка́зни нет.

– А там казня́т?

– Да. Я во Фра́нции ви́дел, в Лио́не. Я пря́мо вам скажу́ моё мне́ние. Убива́ть за уби́йство намно́го бо́льшее наказа́ние, чем само́ преступле́ние. Уби́йство по пригово́ру намно́го ужа́снее, чем уби́йство разбо́йничье. Тот, кого́ убива́ют разбо́йники, но́чью, в лесу́, обяза́тельно ещё наде́ется, что спасётся, до са́мого после́днего мгнове́ния. А тут всю э́ту после́днюю наде́жду отнима́ют наве́чно.