Алексей Толстой - Драматическая трилогия (сборник)

Ты будешь мне передавать. И помни:

Где б ни был ты, я за тобой слежу —

Не захоти и думать о побеге.

Различье ж, знай, меж мной и Шуйским то,

Что правежом тебя стращает Шуйский,

А я тебе грожу такою казнью,

Какой бы не придумал и Малюта

Скуратов-Бельский, мой покойный тесть!

(Уходит.)

Битяговский остается в оцепенении.

Царица и мамка царевича Димитрия.

Царица.

Что ж, мамка? Уложила ты его?

Заснул ли он, голубчик мой, царевич?

Мамка.

Заснул, царица-матушка, заснул!

Уж любовалась, на него я глядя:

Лежит смирнехонько, закрымши глазки

И этак ручки сжамши в кулачки.

Вишь, бегая, мой светик уморился;

Такой живой! Не в старшего он братца,

Не в Федора Иваныча пойдет!

Тот тих и смирен, словно не царевич,

Не то что братец был Иван Иваныч!

Тот, Царствие Небесное ему,

На батюшку похож был. Ох-ох-ох!

Подумаешь, как кончился-то он!

Ах, грех какой! Не верится доселе!

Царица.

Не будем говорить про это, мамка.

Не присылал ли государь сказать,

Что он придет? Не присылал ли он

Кого спросить, здоров ли мой царевич?

Мамка.

Нет, матушка, не присылал.

Царица.

Бывало,

Он каждый день наведывался сам!

Мамка.

Нет, матушка, не присылал. А вот

Когда мы давеча гулять ходили,

К нам подходил боярин Годунов,

Брал на руки царевича, ласкал

И любовался им.

Царица.

И ты дала

Ему ласкать царевича? Никто

Его ласкать не должен. Слышишь, мамка?

Мамка.

Так, матушка. Боярин Годунов

Мне тоже говорил: смотри, мол, мамка,

Блюди царевича! Ты, говорит,

За каждый волосочек, мол, его

Пред Богом и землею отвечаешь!

Царица.

Послушай, мамка, этак не годится

Болтать со всяким. Никому вперед

Ты не давай с ребенком говорить!

Мамка.

Так как же, матушка? А вот Никита

Романович к нам подходил намедни —

И с этим, значит, говорить нельзя?

Царица.

Нет, с этим можно! Этому я верю,

Он все равно мне что родной отец!

Входит сенная девушка.

Девушка.

Царица! Может ли к тебе Никита

Романович взойти, Захарьин-Юрьев?

Царица.

Он здесь? Проси, проси его скорей!

Входит Захарьин.

Захарьин.

Царица Марья Федоровна, здравствуй!

Как можешь?

Царица (идет к нему на встречу).

Здравствуй, дядюшка Никита

Романович! Тебя сам Бог прислал!

Мне говорить с тобою надо! Мамка,

Ступай себе к царевичу, оставь нас.

Мамка уходит.

Мне надо говорить с тобой, Никита

Романович! Садись, сюда, поближе:

Не знаю, что со мною, право, сталось;

Все эти дни так тяжело на сердце,

Как будто чуется беда! Скажи,

Ты ничего не слышал? Что случилось?

Что царь задумал?

Захарьин.

Матушка-царица,

Ведь я пришел тебя предостеречь!

И сам уже не знаю, что с ним делать?

Беда, и только! Словно дикий конь,

Внезапно закусивший удила,

Иль ярый тур, все ломящий с разбега,

Так он не знает удержу теперь.

Подобная реке, его гордыня

Из берегов уж выступила вон

И топит все кругом себя!

Царица.

Скажи,

Что он задумал?

Захарьин.

Бог ему судья!

Царица.

О чем-то страшном шепчут во дворце —

Он с английским послом наедине

О чем-то долго толковал, – я знаю —

Я догадалась – он жениться хочет

На чужеземке, а меня он бросить

Сбирается с Димитрием моим!

Захарьин.

Будь, дитятко, готова ко всему!

Царица.

Недаром сердце у меня щемило!

Захарьин.

Царица, он хотел сегодня утром

Быть сам к тебе. Не покажи и вида,

Что я с тобой об этом говорил.

Я буду здесь. Ты ж выслушай его

С покорностью и, что б он ни сказал,

Не возражай ни слова – будь нема!

Единый звук, единый вздох, движенье

Единое твое – и ты пропала!

Дай буре прошуметь. Еще, быть может,

Смягчится он покорностью твоею;

А если нет – я на свою главу

Приму удар, скажу ему открыто,

Что он бессовестно чинит!

Царица.

Боярин,

Спаси меня! Не за себя мне страшно!

Я хлопочу не о себе, ты знаешь!

Когда меня Иван Васильич взял,

Не радовалась я высокой чести;

И если бы со мной, тому три года,

Он развелся́, я Бога бы за то

Благодарила – но теперь, боярин,

Я не одна! Теперь я стала мать!

И если он жену возьмет другую —

Ребенок мой – мне страшно и подумать —

Мой маленький Димитрий – о боярин!

Сама не знаю, что я говорю,

Чего боюсь, не ведаю – но смутно

Мне чуется для Дмитрия опасность!

Усовести, уговори царя!

Тебя он чтит! Пусть он с тобою прежде

Обсудит дело!

Захарьин.

Дитятко-царица!

Кого он чтит! Я, правда, перед ним

Еще ни разу не кривил душою,

Но сам не знаю, как я уцелел!

Лишь одного на свете человека

Порою слушается он: дай Бог

Здоровья Годунову! Он один

Еще его удерживать умеет!

Царица.

О дядюшка! Не верь ты Годунову!

Нет, он не тот! Его смиренный вид,

Его всегда степенные приемы,

И этот взгляд, ничем не возмутимый,

И этот голос, одинако ровный,

Меня страшат недаром! Не могу я

Смотреть, когда ребенка моего

Ласкает он!

Захарьин.

Что ты, царица, что ты?

Помилуй! Годунов-то?

Вбегает девушка, запыхавшись.

Девушка.

Царь идет!

Сейчас здесь будет!

Царица (с испугом).

Дядюшка! Мне страшно!

Я не могу…

Захарьин.

Оправься поскорей,

Чтоб не заметил он чего! Отри

Скорей глаза!

Царица.

Ох, сердце замирает!

Захарьин.

Уйди ж на миг! Принарядись, а я

Приму его!

Царица уходит. Иоанн входит в сопровождении Годунова.

Иоанн (к Захарьину).

Что делаешь ты здесь?

Захарьин.

Царицы дожидаюсь, государь.

Иоанн.

Какое дело у тебя с царицей?

Захарьин.

Наведаться зашел к ней.

Иоанн.

Где ж она?

Захарьин.

Услыша голос твой, она пошла

Для милости твоей принарядиться.

Иоанн.

Могла и так остаться. От нарядов

Пригожее не будет!

(К Годунову, садясь.)

Продолжай!

Ты говоришь, что виделся с послами?

Годунов.

С обоими, великий государь.

Иоанн.

Ну, что ж?

Годунов.

Посол Елисаветин, Баус,

Стоит на том, что выдать за тебя

Племянницу, Хастинскую княжну,

Согласна королева; но о том-де

Он подписать не властен уговора,

Пока с царицей всенародно ты

Не разведешься; да еще прибавил,

Чтоб на Руси ты запретил торговлю