Гордон Олпорт - Становление личности. Избранные труды

Несмотря на то, что наше поведение и здоровье меняются под воздействием ситуаций и ролей, мы все же упорно поддерживаем (по меньшей мере, пытаемся поддерживать) некую интегрированность.

Иногда специалисты в социальных науках имеют возможность изучать случаи катастрофических социальных перемен и их влияние на отдельные личности.

Одно такое исследование было проведено антропологом Маргарет Мид, которая исследовала культуру жителей острова Ману в Полинезии и близко познакомилась со многими отдельными ее представителями. Через двадцать пять лет она снова их посетила. Между тем вся культура изменилась радикально. От примитивного уровня племя продвинулось к сложному западному типу цивилизации. Социальные перемены, рассчитанные на столетия, сконденсировались в одном поколении. Однако Мид отметила стабильность индивидуальных личностей. Один человек, теперь судья средних лет, сохранил ту же напыщенность, какой отличался и в юности. Другой, бывший в юные годы недоверчивым, сдержанным и апатичным, через 25 лет обладал такими же чертами и темпераментом [411] .

Конечно, подобные наблюдения не доказывают, что такие огромные социальные перемены не влияют на личность. Конечно, влияют. Но мы предостерегаем против поспешного обобщения, будто личность – это только зеркальное отражение культуры.

Второй пример так же поучителен.

Во время гитлеровской эры в Германии тысячи людей полностью утратили свою обычную опору в социальной системе. Им было запрещено работать, их преследовали, их лишали собственности, арестовывали, пытали; семьи были разбиты. Некоторые избежали заключения в концентрационный лагерь, сумели бежать из страны и поселиться за рубежом, где у них вообще не было корней. Что же происходило с их личностями? Внимательное изучение девяноста таких случаев показало, с каким упорством и энергией они сохраняли свою собственную натуру как на родине, так и в новой стране.

Исследователи описывают живое впечатление необычайной целостности и самости индивидуальных личностей. Подавленный, бесцветный учитель математики теряет работу, ухитряется эмигрировать и становится подавленным, бесцветным учителем математики в новом мире. Оптимистичный, экстравертированный, приветливый специалист по рекламе, совершенно разбитый нацистами, в конце концов обнаруживается в Южной Америке в качестве оптимистичного, экстравертированного, приветливого специалиста по рекламе. Очень компетентная еврейка, писательница с искрометным стилем, покидает Австрию при ужасных обстоятельствах и поселяется в Израиле, где пишет мемуары со своей обычной живостью [412] .

Мы вынуждены сделать вывод, что для большинства индивидов внутриличностные изменения по меньшей мере не пропорциональны изменениям в культуре или в ситуации. Даже в условиях социальной аномии (дезинтеграции ценностей) человек ухитряется сохранять свою личностную систему более или менее нетронутой. Но за некоторой определенной точкой ему это уже не удается. В нынешнюю беспокойную эру у нас есть живые доказательства того, что человек, насколько бы интенсивные усилия он ни прикладывал, не может постоянно выдерживать нарушение своей социальной опоры.

Промывка мозгов . К промывке мозгов относится случай, когда посторонние отчаянно хотят изменить укорененные системы ценностей, усвоенные человеком за всю жизнь. Жертвой может быть американский миссионер или репортер, заключенный в тюрьму в Северной Корее или в Китае, или демократически настроенный немец, арестованный за свои политические убеждения и брошенный в нацистский или русский концлагерь. Суровые эксперименты по «промывке мозгов» или «духовной хирургии» (более успокаивающими ярлыками могут быть «идеологическое перевоспитание» или «принуждающее убеждение») позволяют нам проследить результаты.

Согласно нашей реконструкции, сделанной на основе теперь уже многочисленных рассказов, начинается все с драматического ареста (часто в полночь или в ранние утренние часы), сопровождаемого размахиванием пистолетами и другим оружием. Арестованному могут даже завязать глаза, надеть наручники и препроводить его в камеру. Допросы начинаются немедленно, обычно при очень ярком свете, вызывающем чрезмерное напряжение глаз и утомление. Следствие начинается со слов: «Правительство все знает о ваших преступлениях, но теперь вы можете во всем признаться». Заключенный удивлен и смущен, ибо он не знает иных своих преступлений, кроме личного несогласия с режимом. Он протестует, утверждает, что невиновен, но ему говорят: «Правительство не арестовывает невинных людей». На допросах он должен рассказать о своей работе, о том, что он делает в стране, с кем связан и о всех фактах своей социальной жизни и экономического статуса. Он должен попытаться вспомнить исчерпывающие детали своих разговоров. Если он старается сотрудничать, ему говорят: «Есть еще что-то. Вы не говорите всего откровенно». Когда его усталость нарастает, ему говорят, что если он признается, его быстро освободят от тяжких испытаний.

С физиологической точки зрения мы можем сказать, что нервная система перегружается продуктами усталости и эмоциональной фрустрации. Начинается подавление его обычных привычек и убеждений. Он озабочен поиском возможности спасения, а ему говорят, что единственный путь к нему – признание. Ему не в чем признаваться, но мысль пускает корни и становится все более привлекательной, когда возрастают усталость и угроза физических пыток. Часто, когда он все более и более запутывается и теряет уверенность, его отводят в камеру и разрешают поспать, но только час или два. Этот частичный отдых ведет к еще большей дезориентации его обычных привычных систем. Допросы – а часто и пытки – начинаются снова. Ни одна из его обычных привычек не помогает ему выйти из непереносимой ситуации. Все протесты или неудачные попытки оправдаться наталкиваются на: «Признайтесь. Скажите правду. Признание спасет вас». С этой так твердо вбитой идеей, после многих часов или, возможно, дней без пищи и сна, заполненных болью и общей фрустрацией, истязаемый ощущает слабость и желание уступить. Он хочет «помочь» своему столь настойчивому мучителю, особенно, конечно, потому, что таким образом он может найти избавление. Но никакой его ответ не удовлетворяет экзаменатора. Испытание не кончается.

В камере с ним оказываются более «продвинутые» преступники (с более промытыми мозгами), и эти люди свирепо нападают на него, вероятно, вымещая на нем месяцы собственных страданий. Его обвиняют в том, что он – «закоренелый империалист, отказывающийся признать свои преступления».

Физические страдания продолжаются:

Читать дальше