Сергей Рубинштейн - Бытие и сознание

Опасность и вред такой подстановки на место общего философского принципа специальной формы его проявления в той или иной частной науке, в данном случае в учении о высшей нервной деятельности, заключается в том ложном положении, которое такая подстановка создает для других, смежных наук – в данном случае для психологии. Эта последняя ставится перед ложной альтернативой: либо вовсе не реализовать данного принципа, либо принять его в той специальной форме его проявления, которая специфична для другой науки; между тем как подлинная задача каждой науки, и психологии в том числе, состоит в том, чтобы найти для исходных философских принципов, общих для ряда наук, специфическую для данной науки форму их проявления. Общность принципов, которые, таким образом, по-своему выступили бы в учении о высшей нервной деятельности и психологии, и есть единственно надежная основа для того, чтобы психология «наложилась» на учение о высшей нервной деятельности и сомкнулась с ним без ущерба для специфики каждой из этих наук.

Подводя итоги, надо отдать себе ясный отчет в следующем.

1. В реальном построении своего учения о высшей нервной деятельности И. П. Павлов, открыв внутренние физиологические законы нейродинамики, сделал величайшего значения шаг, фактически ведущий к реализации диалектико-материалистического положения, согласно которому внешние причины действуют через внутренние условия.

2. Эта общая методологическая сторона вопроса неразрывно связана с конкретной, фактической. Нельзя думать, что «механизмы», открытые И. П. Павловым и его школой, полностью, безостаточно объясняют деятельность человеческого сознания не только в общих, по и в специфических ее чертах. Думать так – значит методологически стоять на механистических позициях, сводить специфическое к общему. Нередко в последнее время встречавшиеся попытки объяснения всех явлений посредством все одних и тех же схем, без всякого их развития, конкретизации, изменения грозят придать оперированию павловским учением или, точнее, павловскими терминами и схемами налет вербальности и формализма. Когда вербализм или формализм бездумно штампует одними и теми же формулами различные явления, не считаясь с их спецификой, он перестает быть только недомыслием или личной беспомощностью того или иного исследователя. Когда он связан с тенденцией абсолютизировать уже достигнутое в науке и превращать ее понятия в универсальные отмычки, он становится симптомом неблагополучия в науке и угрозой ее дальнейшему развитию. Как бы ни было велико уже достигнутое, оно не должно закрывать пути дальнейшему исследованию, открытию все новых «механизмов» для объяснения новых явлений в их специфических особенностях, в частности специфических особенностей все более высоких форм психической деятельности. Менее всего при этом речь идет о недооценке общих положений рефлекторной теории; как раз здесь нами обобщение принципа рефлекторности было доведено до своего предела – до его совпадения с общим принципом детерминизма; в этой общей форме он универсален и распространяется на все явления. Речь идет и не об отрицании или умалении значения принципов павловской рефлекторной теории, а о том, чтобы формальным использованием результатов, относящихся к исследованным и действительно объясненным явлениям, не закрывать путей для дальнейшего исследования и подлинного, а не вербального объяснения специфических особенностей еще не изученных высших форм. Фетишизация уже достигнутого и застой в науке неразлучны.

Подлинная наука не стоит на месте; она, как мысль человека, находится в постоянном движении. Она знает лишь временные стоянки. Она всегда в пути. Все уже сделанное – этап на этом пути, только ступенька для дальнейшего углубления в сущность явлений и восхождения на новые вершины знания.

2. Психическая деятельность как рефлекторная деятельность мозга

Рефлекторное понимание психической деятельности мозга необходимо влечет за собой новый подход к вопросу о «локализации» психических функций и новое понимание соотношения функции и структуры мозга. Рефлекторная теория выявляет неотделимость психической деятельности от мозга. Вместе с тем рефлекторное понимание психической деятельности мозга исключает необходимость или даже возможность искать в мозгу «седалище» души, искать источник психической деятельности внутри мозга, в его клеточном строении, отрывая, таким образом, психику от внешнего мира.

До Павлова безраздельно господствовало учение о локализации функций в коре, сложившееся в физиологической науке в 70-х гг. прошлого столетия. Основной недостаток допавловского учения о локализации психических функций в мозгу заключался в том, что оно соотносило психическую деятельность, лишенную какой бы то ни было материальной физиологической характеристики, с анатомической структурой, точно так же лишенной какой бы то ни было физиологической характеристики того, что в ней происходит.

Эта общая установка объединяла все допавловские учения о соотнесении психических функций и мозга, независимо от того, более узко или более широко решали они собственно локализационную проблему. Все расхождения между различными локализационными теориями допавловского периода – между Мари и его предшественниками, между Хэдом и предыдущими теориями – были второ– или третьестепенными расхождениями внутри одной общей концепции, которой противостоит сейчас концепция павловская.

Хотя это учение и связывало психику с мозгом, оно было пронизано дуализмом, поскольку для него существовала, с одной стороны, материальная анатомическая структура мозга, с другой – лишенная всякого материального субстрата и физиологической характеристики, значит, чисто духовная, психическая деятельность мозга. Дуализм – такова основная черта и основной порок этой концепции.

Непосредственное соотнесение психических процессов с мозговыми структурами безотносительно к динамике совершающихся в них нервных процессов, по существу, исключало всякую возможность вскрыть материальный мозговой субстрат какого бы то ни было конкретного процесса, в характерных для каждого случая особенностях его протекания. С анатомическими структурами как таковыми, безотносительно к совершающимся в них материальным физиологическим процессам, может связываться не определенный, конкретный процесс восприятия, а лишь восприятие вообще, общее понятие, категория или функция восприятия.

Каждый конкретный психический процесс связан с конкретным физиологическим процессом, с конкретной деятельностью или состоянием мозга. В силу этого объяснение психических процессов их зависимостью от структуры или зоны мозга как механизма не может быть продвинуто на реальные психические процессы (восприятия, мышления и т. д.). Эти последние, взятые в своей конкретности, выступали все же вне конкретной связи с деятельностью мозга, значит, как чисто духовная деятельность, для которой не может быть указано материальной основы.