Сергей Рубинштейн - Бытие и сознание

Афферентация, о которой идет речь в физиологическом исследовании движений, – это сперва физиологическое понятие, предмет физиологического исследования, и она должна остаться таковой на любом уровне осуществления движений. Но имеются уровни, на которых проблема афферентации движения, роль анализа и синтеза чувственных сигналов не может быть сведена только к ее физиологическому аспекту, где игнорирование психологического аспекта приводит к исчезновению в целом того явления, физиологический механизм которого должна изучать физиология.

Еще И. М. Сеченов, различая уровни регуляции движения, особо выделял те, в которых связь двигательной части с сигнальной осуществляется «через психику» [ [260] . Современный исследователь «построения движений» – Н. А. Бернштейн – выделяет разные их уровни, начиная с таких, которые у высших позвоночных отошли в удел вегетативных отправлений (как, например, перистальтические движения кишечника и т. п.); за ними следует уровень спинных рефлексов. «Еще выше, – пишет он, – мы вступаем в область движений с более сложной биологической мотивировкой и с афферентацией, синтетически включающей как телерецепцию, так и индивидуальные мнестические компоненты – в область подлинной психо-физиологии» [ [261] . Далее следуют «специфически человеческие координации, мотивы, возникновение которых уже никак нельзя свести к чисто биологической причинности, в первую очередь координации речи и письма и предметных трудовых действий с их социально психологической обусловленностью» [ [262] . Особо в этой иерархии уровней построения движений справедливо выделяется уровень действий.

С точки зрения психологической обусловленности мы бы разделили все акты сперва на три большие группы: 1) группу двигательных актов, регуляция которых совершается только в физиологическом плане [263] ; 2) группу движений, регулируемых ощущениями, т. е., точнее, ощущаемыми раздражителями как сигналами без того, чтобы эти раздражители выступали как объекты, а ощущения – как образы их; 3) группу движений, действий, когда реакция на раздражитель переходит в действие с предметом как объектом . Этот переход совершается, когда мир как совокупность раздражителей , воздействующих на органы чувств, выступает как совокупность отраженных в ощущениях, восприятиях и т. д. объектов и объективных обстоятельств или условий [264] . Связанный с этим переход от реакции на раздражитель к действию с объектом знаменует собой тот «скачок» в развитии движений, которым открывается вся бесконечная перспектива развития человека как субъекта, как существа, способного и тем самым призванного изменять мир – природу и общество.

Действия, выступая в виде движений, вместе с тем и отличаются от этих последних, поскольку одно и то же действие может быть выполнено посредством разных движений. Предметное действие есть, по существу, движение генерализованное – по его отношению к предмету и тем изменениям, которые вносятся в него движением (скажем, руки). Это положение означает не то, что сторонний наблюдатель может, таким образом, соотнести действие и движение, осуществляемые другим лицом; это положение означает, что генерализация отношения к предмету и изменений, производимых в нем этим движением, является необходимой предпосылкой возникновения самого действия, что оно входит необходимым компонентом в его афферентацию. Это положение, выступающее сперва в отношении чувственно данного предмета, естественно и закономерно влечет за собой его дальнейшее распространение на весь ряд обобщений, к которым приходит человеческое познание, вплоть до общественно значимых идей, мобилизующих людей в их общественной деятельности. Все они являются не просто схемами, посредством которых сторонний наблюдатель может извне классифицировать чужие действия, а включаются в афферентацию самих этих действий; анализ, синтез, обобщение, которые к ним приводят, являются прямым продолжением чувственного анализа, синтеза, дифференциации и генерализации, посредством которых осуществляется построение всякого движения в коре как органе чувствительности, как органе аналитико-синтетической деятельности; все они тоже участвуют – на высшем уровне – в выработке тех комбинаций раздражений и торможений, которые затем, говоря словами И. П. Павлова, уже готовые, направляются в исполнительский отдел; в качестве аналитико-синтетической познавательной части человеческой деятельности они определяют ее исполнительскую часть.

Исследования Хэда, Гольдштейна, Гельба и других [265] на большом патологическом материале убедительно показали, как нарушение отвлеченного словесного мышления приводит к нарушению произвольного действия, совершаемого по определенному плану в соответствии с абстрактно формулированной целью. При нарушении абстрактного словесного мышления все поведение спускается на низший уровень непроизвольных действий, непосредственно определяемых ситуацией, и уже сложившихся автоматизмов. Эти патологические случаи представляют собой как бы естественный эксперимент – жестокий, но поучительный, доказывающий роль мышления и его образований в регуляции действий человека.

Роль познавательных (гностических) процессов в регуляции действий выступает очень показательно на патологическом материале. Не случайно все попытки начисто отделить апраксию (нарушение практического действия) от агнозии (нарушения познания) потерпели неудачу. Все данные свидетельствуют о теснейшей взаимосвязи апраксических расстройств с агностическими. Все случаи апраксии, описанные Клейстом и Штраусом, содержат агностические элементы. В основе настоящей конструктивной апраксии, описанной Шлезингером, лежит, по его же мнению, нарушение «оптического управления движением» ( optische Bewegungs – steurung ). В основе описанных им случаев апраксии Ланге вскрывал нарушение восприятия (агнозию) пространственных отношений. В частности, в основе целой группы апраксических расстройств, образующих так называемый синдром Герстмана (апраксии пальцев, аграфии и т. п.), Ланге вскрывал нарушение восприятия направления в пространстве. Грюнбаум пытался даже свести всякую «конструктивную апраксию» к расстройству восприятия пространственных отношений. Пик отметил роль зрительного расстройства памяти при нарушении возможности правильного ведения строки при письме и т. д. В основе «идеаторной апраксии», с которой непрерывным рядом переходов связана конструктивная апраксия, лежит непонимание задачи, цели, смысла действия. Словом, обширнейший материал клиники апраксических расстройств, т. е. нарушений действий, вскрывает в основе нарушения действия нарушение психических процессов, посредством которых они регулируются, и, таким образом, подтверждается положение о психических процессах как регуляторах действия.