Екатерина Мурашова - Должно ли детство быть счастливым?

Теперь уже точно нельзя было «оставить все как есть». Любовь Николаевна вплотную задумалась. Идея о радости, существующей в мире единомоментно с ее несчастьями, все-таки прочно поселилась в ее голове. И вот однажды она услышала, как маленькая Света с кем-то разговаривает, сидя в своей кроватке.

— С кем это ты там беседуешь? — спросила бабушка.

— С подружкой, — ответила внучка.

— С какой еще подружкой? Никого же нет!

— А я ее придумала, чтоб мне не грустно было, — улыбнулась девочка.

И тут бабушку посетила идея. Этап ее несчастий, те моменты, когда ей особенно плохо и совсем не хочется жить, где-то для кого-то, несомненно, — миг удачи, пронзительного счастья, свершения мечты. Она («редиска — нехороший человек!») не может радоваться за реальных счастливых людей, которых видит вокруг себя. Но она же может радоваться за придуманных! Если уж пятилетняя внучка способна придумать себе подружку и спасаться от грусти беседой с ней, то уж она-то, немолодая и опытная…

Любовь Николаевна не привыкла откладывать дела в долгий ящик. Тренироваться она начала прямо в тот же вечер, прочитав Свете сказку на ночь и убедившись, что девочка спокойно уснула.

Одинокий вечер на хрущевской кухне, чай с сушками, городская темень за окном. В этот же час, миг… Кто?

В тот вечер она придумала себе юную пару. Наконец-то родители уехали на дачу, и она впервые согласилась прийти к нему, вместе посмотреть фильм. Он мечется по квартире, надевает чистую футболку, потом меняет ее на рубашку, поднимает воротник, смотрится в зеркало, приглаживает, а потом, наоборот, взъерошивает волосы, смотрит, что есть в холодильнике, ставит на стол купленные для нее цветы, рядом — бутылку вина, потом прячет и то и другое: цветы надо подарить, а вино… не слишком ли вульгарно? Все-таки они еще школьники. Решает, что он предложит; если она согласится — достанет. Жалеет, что не купил свечей, — он что-то такое видел по телевизору. Застилает свою кровать чистым бельем. Сверху — клетчатый плед. Дрожат руки. Что ты себе придумал, идиот?!! Бросает взгляд на часы. Она опаздывает! Может быть, вообще не придет? Просто посмеялась?! Или ее не пустили родители? Или она шла, упала и сломала ногу, а ее телефон разбился? Ее везут в больницу?! Он уже готов куда-то бежать, но тут — звонок в дверь, он хватает букет, роняя тапки, бежит к двери, открывает ее. На пороге она, глаза обоих сияют, и не надо слов…

Она как будто побывала там, в этой неприметной хрущевке, где в тот вечер вершилась первая любовь. Слезы сами собой текли по ее щекам, но впервые за много месяцев (если не лет) это были слезы не горя, но — радости. Она от души радовалась за них, за этих выдуманных ею мальчика и девочку. И радовалась за себя и Свету, потому что чувствовала: нашла источник, из которого теперь можно черпать, когда понадобится.

И она черпала. Придумывала себе бедного человека, неожиданно выигравшего в лотерею (он сначала никак не может в это поверить, а потом начинает придумывать, что себе купит), и богатую старушку, счастливо отыскавшую пропавших родственников (она так боялась умереть в одиночестве, а теперь ей это не грозит). Детдомовскую сироту, за которой приехала обманом потерявшая ее мать. Трехногую собаку, внезапно обретшую любящего хозяина. Художника, закончившего свою главную картину и понявшего это. Бизнесмена, заключившего невероятно выгодную сделку. Певца, который своей песней заставил плакать многотысячный зал…

Она радуется за них и сопереживает им. Они для нее как живые, как очень большая семья, свои, дальние родственники. Ее миг уныния или упадка сил побеждается их радостями и удачами.

Любовь Николаевна — экстраверт и уже рассказала про всё это своим подружкам и коллегам в универсаме, а также Свете и Светиным подружкам (это у них называется «Радость», и теперь они иногда придумывают персонажей для «Радости» все вместе). Она с удовольствием рассказывает обо всем этом мне — «вдруг вы напишете, и еще кому-то, кто сейчас сидит и страдает, пригодится».

И вот я рассказываю вам, уважаемые читатели…

Образование принято ругать. Причем, насколько я понимаю, принято не только в нашей стране. Дескать, есть отдельные хорошие школы (немного) и отдельные прекрасные педагоги, работающие исключительно своей выдающейся личностью, но в целом, конечно, — ужас-ужас и с каждым днем всё хуже и хуже…

Основные претензии к массовому образованию:

Недостаточно быстро отвечает на вызовы времени.

Недостаточно учитывает особенности личности ребенка.

Учит многому, что в дальнейшей жизни почти никому не нужно (с точки зрения данного конкретного родителя), и не учит безусловно нужному (с той же точки зрения).

Мое собственное мнение: массовое начальное и среднее образование и должно быть в значительной степени консервативным, так как оно, как ни крути, все же процесс длительный (10–12 лет в разных странах). Если оно будет немедленно откликаться на все текущие общественные веяния — наступит хаос.

Сама массовость образования подразумевает некоторую его унифицированность. Более того: по моим наблюдениям, многим современным детям, допустим, возраста начальной школы, существенно более актуально учиться считаться с другими, окружающими его личностями, чем проявлять свою собственную.

Что же касается третьего пункта…

Вот здесь и возникла наша сегодняшняя тема. Всем понятно, что за последние 15–20 лет, благодаря развитию компьютеров и интернета, кардинальным образом поменялись отношения цивилизованной (и, наверное, даже бо́льшей?) части человечества с информацией. Старая образовательная схема начальной и средней школы складывалась из нескольких веками устоявшихся сегментов:

А) Некий учитель (уж какой достался этому классу) владеет знанием, информацией, которой ученики не владеют и к которой, в общем-то, не имеют доступа.

Б) Ученики сидят перед учителем в классе, и он сообщает им некий продуманный квант той информации, которой он владеет, попутно ее разъясняя.

В) Ученики фиксируют эту информацию в своих тетрадях, стараясь ее понять и усвоить.

Г) Дома с помощью учебника и тетради они заданным учителем образом закрепляют в памяти полученную информацию.

Д) На следующем уроке учитель с помощью опроса проверяет, запомнили ли ученики пройденное накануне. После этого информация считается усвоенной (хотя иногда к ней еще раз или несколько возвращаются — повторение).

Мы не можем не видеть, что изменения последней четверти века непосредственно коснулись этой схемы. Во-первых, информация (по любому школьному предмету, любой глубины и подробности) хранится больше не в голове у учителя, а в интернете. И она равно доступна и учителю, и умеющему читать ученику. Во-вторых, всё больше становятся доступными для всех продуманные видеоуроки замечательных педагогов — учись у кого хочешь. В-третьих, сама старая и испытанная веками образовательная схема «услышь-запомни-повтори» все более теряет свою общественную актуальность, и нарастает ощущение, что в условиях избытка всего (в том числе обрушивающейся на ребенка информации) детей надо учить чему-то другому и как-то по-другому.