Татьяна Бабушкина - О щедрой радости детства

А если взяться за руки и договориться о значении нажатий на пальцы, можно придумать десять беззвучных языков!

Для всего этого взрослый, находящийся рядом, должен быть не просветителем, а открывателем.

Разница большая. Открытие – неожиданно, передача знаний – линейна.

Просветитель не умеет зажигаться от ребёнка, входить в состояние вдохновения от его идей. Открыватель мгновенно вовлекается, у него своё видение изобретения, он начинает на свой лад проживать игру.

«Давай собирать семена», – зовёт ребёнок. На чистый носовой платок высыпаются из коробочки собранные за день семена, глянцевые и матовые, крупные и совсем крошечные. Долго-долго рассматриваются. Обсуждаются. Потом делаются пакетики, конвертики, шьются поясные сумочки для прогулок в сад и в парк. Ведь это тайна: как из такого маленького семечка вырастает такое большое дерево? И как это – часть больше целого?

Целое событие – разносить семена в разные места города в надежде на чудо произрастания: «А достаточно ли? А не много ли?» – переживает ребёнок.

И когда всё это проживается на высокой степени серьёзности, сами собой образуются дорожки, ведущие от одного открытия к другому. Надписывая конвертики с семенами, он вдруг удивляется: буквы – те же семена, а тексты – деревья.

Но если не выходить вместе с ребёнком в «абсурд», то как передать ему код механизма открытия, ключ к творчеству?

Герой книги, которая подвигла меня к этим размышлениям, в одном из эпизодов лежит на кушетке и читает. «Что ты читаешь?» – спрашивает шестилетняя девочка. Узнав, что книга об Эйнштейне, она продолжает любопытствовать и когда узнает, что книга про свет, про то, что у света самая большая скорость, надолго задумывается.

И вдруг срывается с места: «Одевайся, идём!» – «Куда?» – «Я тебе сейчас покажу, что это неправда!» Девочка ведёт героя на улицу: поздний вечер, моросит дождь, герой ничего не может понять, он едва скрывает своё недовольство. Однако вместе они доходят до белой стены, и девочка начинает светить фонариком: «Видишь? Это свет, а вон – тени. Ты же видишь, быстрее света тени!»

Только так, идя за ребёнком, мы получаем шанс передать ему что-то стоящее, настоящее.

…Почему всё это так важно? Потому что сегодня наши дети оказались в болоте скучных, загнивших игр, из которых давно ушла душа. Потому что слишком ранняя социализация забивает дорогу их собственного осуществления. Потому что так мало оказывается около детей взрослых, которым они могли бы доверить-показать свою игру, свой мир.

И дома, и в детском саду ребёнок нуждается в тёплой атмосфере очага. Детский сад не такое место пребывания как школа, где столовую можно обойти стороной. Здесь уже с порога пахнет уютом, горячим чаем, любовно приготовленной кашей. Или, увы, наоборот, тягостным безразличием общепита.

Всё имеет свой запах. И детство запоминается по запаху. Мама рассказывала мне, как в голодное военное время каждая семья старалась сохранить традицию выпечки пирогов, пусть с листьями, с крапивой, но ароматных хлебных пирогов. Выросшие дети навсегда запомнили этот запах, насыщающий на долгие года.

Каждодневная организация массового детского питания вечная проблема для взрослых. И своего ребёнка не всегда уговоришь поесть, а группу! Педагоги пытаются накормить детей так, как им привычно. А дети в ответ не доедают, даже если не особо упитаны дома. Детская анарексия, отказ от еды – болезнь заставляющего кормления.

А вот в одном детском саду на столиках стоит по супнице. По порциям еда не раскладывается, дети накладывают себе столько, сколько хотят. Нет проблемы недоеденных порций, нервы нянечек в порядке, и продукты расходятся в соответствии с нормой. В том же саду каждый стол накрыт своеобразной скатертью, посуда по возможности тоже разнообразная. Накрывают на стол все вместе, не спеша и со вкусом.

Еда, как насущная каждодневность, просто обязывает нас уделять ей должное внимание.

Утрату былого сакрального смысла познания пищи можно списать на ход истории. Но что приобретено? Небрежение к еде, распространение младенческих способов питания – «брание» руками, жевание, сосание (этот вездесущий феномен чупа-чупса), эротизация еды как рекламное эхо самых неблаговидных проявлений человеческих эмоций.

Наши дети хрустят чипсами, спелой клубнике предпочитают сникерсы. Мы, взрослые, часто не едим, а перекусываем в одиночку, ведь так?

Совместность еды в семье, хотя бы раз в день, ничем не заменима. Так же совместность праздненств в детском саду – не просто развлечение, а процесс сближения, чествование традиции. И вариантов, конечно, гораздо больше, чем сидение у стола или вождение хороводов…

В питании отражается философия жизни, те замечательные рецепты счастья, которые мы получаем в наследство от наших бабушек и прабабушек. Восхождение питания от грудного кормления к питанию духовному и есть само воспитание.

Именно во время еды проявляется сущностная «повадковость» ребёнка как комплекс наших педагогических удач и упущений.

…Хорошо бы позволить детям участвовать и в процессе приготовления пищи. Пусть они видят, из чего сделан хлеб, пусть каждый испечёт своими руками булочку, хотя бы раз. Это важно. Вовсе не предлагается запускать детей на кухню, или переносить кухню в группу. Но важен опыт знакомства детей с «живой» едой.

Как ни жаль, но сегодня чаще приходится говорить об упущениях. Небрежное отношение к еде – одна из точек расчеловечивания, один из показателей утечки культуры проживания с ребёнком, передачи ему общечеловеческих ценностей.

Что и как мы едим? Что предлагаем детям?

Я считаю себя воспитателем и думаю, что у воспитателей совершенно особые задачи. У нас есть клуб, в него ходят студенты и старшеклассники, и последние годы мы работаем… не хочется называть это словом «работаем»… мы живём вместе с детками от трёх до тринадцати лет (в большинстве – от четырёх до восьми), которые втянуты в современный поток жизни, и у которых очевидны трудности в этом потоке.

Мы работаем в сотрудничестве с врачами, врачами-невропатологами.

К нам приводят многих детей с синдромом агрессивности, с синдромом истерического крика, с синдромом равнодушия к жизни. Наши занятия – это попытка включения таких детей в органику человеческих отношений.