Карл Витте - Карл Витте, или История его воспитания и образования

Возможно, кто-то решит, что я написал эту книгу специально для учителей и педагогов. Однако это заблуждение, так как сии господа, как правило, имея на то основания или нет, полагают себя моими противниками, а потому и писать мне для них незачем. Их упреки в мой адрес следующие. Я делал это не так, как они, а это плохо. Порой я поступал даже и вовсе наоборот, а это совсем плохо. И это потому, что люди начинают совершено необоснованно спрашивать: «Эй, если Витте смог со своим сыном достичь такого и уверяет нас, что такие же результаты могут быть достигнуты с любым ребёнком, не обделенным природой, то почему наши учителя не делают так же?» Вряд ли можно найти более несправедливое требование. Однако я часто слышал подобные высказывания и мои последующие возражения на них чаще всего были бесплодными. Тем временем оскорбительные обвинения против порядочных учителей заставляют их быть раздражительными по отношению ко мне, воистину против своей воли ставшему причиной обвинений в их адрес. Вот до чего дошло!

Этот мой труд должен отчетливо продемонстрировать, что школьный учитель, обладающий наилучшими намерениями, отличными знаниями и превосходными данными к профессии, вряд ли сможет измениться, потому что – как это часто бывает в случаях чрезвычайного прилежания – он до этого работал вопреки, он станет работать вопреки и теперь.

Школьный учитель и особенно воспитатель думают противоположно мне из высших соображений, во всяком случае, до тех пор, пока не познакомятся поближе со мной или – от меня самого либо от других – с моими ведущими убеждениями.

И потому я пишу для них лишь как для таких же отцов и матерей, которые искренне любят своих детей – или подопечных, – и благодаря этой своей горячей любви решились поближе ознакомиться с воспитательным экспериментом человека, который доставил им немало неприятных моментов.

И потому я пишу для них лишь только как для всех отцов и матерей, желающих получить наилучшие плоды в развитии тела, духа (сознания) и сердец своих детей. Многие родители, следовавшие моим рекомендациям, выражают в письмах или иным способом свою признательность мне и своё одобрение. Доказательства их благородных пожеланий частенько вызывают на моих глазах слезы. И я могу, точнее я должен сказать, что они тем самым очень часто помогают мне, и вы сами увидите это по моим запискам. Моя благодарность, равно как и благодарность моей семьи, будет следовать за ними до могилы.

Многие из них настойчиво просят меня писать более просто, именно так, как я порой рассказываю это им или, иными словами, написать доходчивую историю моей системы для всего мира в том виде, в каком я объясняю её на словах. И когда они отвергли все мои возражения, которые я мог выставить, я был вынужден ручаться им своей честью, что когда-нибудь это сделаю.

Одним из моих самых аргументированных возражений было то, что некоторые озлобленные люди могут сказать: а есть ли действительная нужда в этой книге? На это мои друзья отвечали: Даже если так! Пусть господину Б. или господину Ц. это и не нужно – это нужно нам – напишите её для нас!

И я держу слово. Быть может, та польза, которую это может принести и, надеюсь, принесёт; или быть может, удовлетворение от достижения того, к чему я стремился, сильно поддерживают меня. Некоторые ценители могут осмеять мой достойный успех, могут со всех сторон раздаться дикие вопли о том, что всё это неоспоримое доказательство моего успеха лишь благие намерения. Будущее решит наш спор.

Я прекрасно знаю, что не все смогут преуспеть так, как я. Я также понимаю, что это не столь необходимо для всех детей – быть образованными так же, как мой сын. Но я убежден, что большее из того, что я сделал, может быть повторено и разумное приложение моего метода принесёт немалую пользу.

‹…›

Так же думали и говорят очень многие среди наших учителей и воспитателей (в строгом смысле слова), такие как Занф, Шерве, Зампе, Зальцман, Оливье, Тиллих, Гутсмутс, Ладомус, Зереннер, Ленц, Леопольд и т. д., равно как и многие другие, ставшие благодаря этому моими настоящими друзьями, поскольку их весьма интересовал мой опыт; все они также продолжают – и поддерживают – активное участие в моих идеях; и все они уверены, что это нуждается в публичном объяснении.

Тем, что я делаю, очень рано заинтересовался Песталоцци [3] Песталоцци Иоганн Генрих (1746-1827) – швейцарский педагог, основатель теории начального обучения, связывающего педагогику с психологией. Предложил ряд новых идей по объединению обучения и трудового воспитания. , и он своим ясным видением и теплым непредвзятым умом смог предвидеть не только цвет, но и плод в том, что было ещё крошечным бутоном. И наблюдая за тем, что я делаю, он выразил свое отношение и немалую симпатию к этому в следующем письме:

Дорогой высокочтимый друг!

Позвольте мне, пока Вы еще пребываете по соседству с нами, ещё раз сказать Вам, насколько я заинтересован Вашим методом воспитания, по которому Вы занимаетесь со своим ребёнком, и насколько я нахожу свои педагогические идеи в сущности на Ваши похожими. Позвольте мне сказать и больше: я порой опасаюсь, что мои рубрики: форма, число и слово, равно как и весь внешний вид моих элементных книг [4] Имеются в виду следующие пособия для первоначального обучения: «Книга матерей, или Руководство для матерей, как учить их детей наблюдать и говорить» («Buch der Mutter oder Anleitung fur Mutter ihre Kinder bemerken und reden zu lehren», 1803); «Азбука наглядности, или Наглядное учение об измерении» в трех частях («ABC der Anschauung oder Anschauungslehre der MafJverhaltnisse», 1803); «Наглядное учение о числе» в двух частях («Anschauungslehre der Zahlenverhaltnisse», 1803-1804). Эти книги вскоре после их выхода были переведены на ряд европейских языков, на русский язык их перевёл учитель поэта В. Жуковского Ф. Г. Покровский. В России вышли: «Книга для матерей…» и три книги «Очевидного учения о содержании чисел», а в 1806 г. и «Азбука очевидности, или очевидное учение о содержании чисел» в 1807 г. Предложенное Песталоции элементное образование подразумевает такую организацию обучения, при которой в объектах познания и деятельности выделяются простейшие элементы, что позволяет постоянно двигаться от простого ко все более сложному, доводя знания детей до возможного совершенства. Педагог выделяет следующие простейшие элементы познавательной деятельности: число (простейший элемент числа – единица), форма (простейший элемент формы – линия), названия предметов, обозначенные с помощью слов (простейший элемент слова – звук) и т. д. , на первый взгляд очень могут показаться всего лишь действием безыскусной природы, наивернейшим образом корректирующей формы общечеловеческого здравого смысла. Но на самом деле это только кажимость, которая зиждется на том, что в целом исполнение нашей деятельности несомненно схоже с любым другим образовательным методом, в котором находят свое чистое выражение опыт способного к непосредственным наблюдениям отца и подлинная любовь матери. Что с того, что этот опыт не виден в мертвых столах и нагромождениях бесконечных изданий? Он и не может появиться там! Но если Крюзи [5] Герман Крюзи (1775-1844) – швейцарский педагог и поэт, автор биографических книг о Песталоцци и о себе, а также руководства для учителей по рисунку. , ведомый этими идеями, становится совершенным ребёнком для детского сознания, и ребёнок находит себя в каждом слове Крюзи, и во имя его воспитательного метода и должен находить себя там, как должен находиться себя в самых простейших словах своей матери, чья разумность стала ему ясна благодаря тысячекратному опыту – тогда наша реальная деятельность воистину есть нечто совершенно отличающееся от того, чем может показаться на поверхностный обманчивый взгляд. Верно и то, мой друг, что Вы видели лучше, чем кто-либо иной, хотя бы уже потому, что по сути работали в том же самом духе. Вы не знали этого, но в основании Вашей деятельности лежат те же зрелые естественные чувства, на которых после бесконечных поисков развиваются и мои педагогические правила.