Карл Витте - Карл Витте, или История его воспитания и образования

Ни один мудрый человек не может остаться равнодушным и ещё менее станет предвзято отрицать – но сами вещи, как само простое величие, встают в противоречие; как сама истина, выражают протест – и, радуйтесь! Как всё доказанное побеждает и неоспоримо проглядывает сквозь всякое человеческое создание, так и психолог отступает перед экзаменом природы. Опыт и время также должны это доказывать, и тот, кто выносит окончательный приговор без экзамена, не истинный мудрец.

Со смиренным и благоговейным почтением

Я привожу здесь это для того, чтобы быть полностью откровенным!

Поскольку, быть может, учёные глупцы начнут меня презирать, если я ограничусь описанием лишь того, что приносит мне пользу.

Что меня меньше всего заботят такие люди как Меркель, А. Г. Эберхард и им подобные, само собой понятно. Они, конечно же, станут, как и до этого, тайно или явно, меня очернять. Но что же, мне больше не выходить на улицу, если там могут освистать бесстыдные пацаны? Или не вешать картину в своей комнате, поскольку её может испачкать жирная муха? – Все это чушь!

Всех же педагогов, учителей и воспитателей, которые желают прочесть мой труд с дружественными и добрыми намерениями заранее уверяю в своем благодарнейшем почтении.

‹…›

Мне говорили об этом сотни раз, и пусть это так и останется, ибо, конечно, приятно иметь возможность говорить, что кто-то особо предпочитаем Богом или обладает способностями, позволяющими ему делать то, чего не могут другие. Но если говорить правду, случай с моим сыном совсем не тот.

Я повторял это более чем тысячу раз, и должен сказать снова, что большинство моих друзей и знакомых мне не верили, и только один человек, пастор Глобиц, который близко знал меня с детства и который с 1788 и по свою смерть был моим ближайшим другом, обычно говорил:

– Я убежден, что у Карла не было никаких выдающихся способностей, и я не из тех, кто смотрит на его прогресс как на чудо. Напротив. Я говорю себе, тебе и всем, кто хочет слышать, что способности у него были самые средние, и не его задатки помогли ему стать тем, кто он есть, а только твоё воспитание. Я знал твои планы воспитания и твою методу – они всё равно должны были преуспеть, если бы только Господь не захотел иного.

Незадолго до рождения сына в Магдебургских школах (монастыри Либенфрауен, Берген и Домшуле) появилось несколько учителей удивительных способностей. Некоторые из этих молодых людей впоследствии стали по соседству священниками и оставались друзьями своих альма матер. Они образовали замечательный кружок, который занимался самым ревностным образом наипрекраснейшим делом – воспитанием. К ним присоединился мой друг Глобиц, и через него-то я и стал посещать этот кружок так часто, как мне позволяли мои обязанности.

Кроме всего прочего там шла речь о том, что учителя и воспитатели, действуя из наилучших побуждений, порой достигают очень малого, потому что придают, на мой взгляд, слишком большое значение природным задаткам людей. Мой же опыт убеждал меня в обратном. Я был уверен: природные задатки имеют гораздо меньшее значение, чем воспитание в первые пять-шесть лет жизни ребёнка. Конечно, способности у всех очень разные, но, как правило, при тех способностях, с которыми рождается большинство людей, от воспитания, верил я, зависит гораздо больше, чем принято считать. И чтобы заручиться поддержкой великого авторитета, я каждый раз цитировал утверждение Гельвеция: chaque homme communement bien organise peut devenir grand homme, suppose qu’il soit eleve comme il faut. [10] «Каждый вполне здоровый человек может стать великим, если будет развиваться как должно» – фр. Афоризм знаменитого французского философа Клода Адриана Гельвеция (1715-1771). Более известно другое его изречение на эту тему: «Люди не рождаются, а становятся теми, кто они есть».

Но все были против меня. И когда г-н Шрадер возвращался со мной и Глобицем домой, мы всё ещё продолжали обсуждать это, и я всё повторял то же, что говорил и перед всем собранием, а затем сказал следующее:

– Теперь следует мне, конечно же, умолкнуть, поскольку против меня вас 13 и даже 14 человек. Но я надеюсь доказать вам на деле, что я прав. Если Бог дарует мне сына, и если он – по вашему мнению – не окажется тупицей, что уж, конечно, зависит только от небес – то я, как давно уже решил, воспитаю его выдающимся человеком вне зависимости от того, какие у него способности!

Они поймали меня на слове. Глобиц только заметил при этом, что он вполне согласен с моими взглядами и попытался убедить Шрадера, что слово своё я, конечно же, сдержу. Хотя потом в беседе с друзьями он не раз говорил, что всё это всё равно невозможно.

Вскоре после этого Шрадер узнал от Глобица, что у жены моей родился сын. Он сообщил об этом друзьям и они все пришли посмотреть на меня и на моего мальчика. И каждый раз, когда я приезжал в эту часть страны или Глобиц появлялся у меня, они расспрашивали о положении дел и дотошно выпытывали, подаёт ли малыш какие-либо надежды на исполнение данного мной обещания.

Когда Карлу было от 4-х до 5-ти лет, я взял его с собой в Малый Оттерслебен [11] Деревня неподалёку от Магдебурга. . Его увидел Шрадер, и мальчик очень ему понравился. И хотя он чувствовал, что никаких выдающихся способностей у Карла нет, но почему-то уже был уверен, что я преуспею в своём обещании. Так продолжалось до 1810 года, и с каждым годом Шрадер убеждался всё больше и больше в том, что всё у меня получится, что и выразил потом в письме ко мне. Письмо это более значительно и резко ещё и потому, что его личные наблюдения дополнились информацией от меня и моих ближайших друзей, убедивших его окончательно в том, что моё обещание, в котором он поначалу столь сомневался, выполнено. Но от своих сомнений он отказаться так и не смог, навсегда оставшись моим оппонентом. Поэтому его искреннее признание самого факта делает честь его уму и сердцу, несмотря на то, что он продолжал твердить о том, что всё это невозможно. Вот его собственные слова:

«Лангенведдинген, 3 июня 1810.

Глубокоуважаемый друг, Вы сдержали слово! Ваш Карл стал – и даже более чем стал – тем, кем Вы обещали его сделать перед его рождением! Когда десять лет назад Вы в упоении заявили мне в присутствии нашего ушедшего в вечность друга Глобица, что питаете надежду стать отцом и что искренне желаете стать отцом здорового сына, а потом добавили незабываемые слова: «Если мой сын будет физически здоров, я намерен воспитать его так, чтобы он стал выдающимся человеком», тогда я возразил, что успех Вашего замечательного плана зависит не только от здоровья ожидаемого Вами мальчика, но гораздо больше от счастливого сочетания его природных задатков. На это Вы ответили фразой Гельвеция: chaque homme communement bien organise peut devenir grand homme, suppose qu’il soit eleve comme il faut. Я долго не верил в это, но как-то Глобиц сообщил мне, что за самое короткое время Вы уже превратили одного мальчика из Швейцарии, которого его прежние учителя считали едва ли не за тупицу, в человека значительно более чем среднего ума. Я обещал Вам, что отложу вынесение своего суждения до тех пор, пока когда-либо лично не познакомлюсь с Вашим сыном, что станет моим решением за или против Вашего метода. И вот он, Ваш мальчик, передо мною. Человеческая зрелость сочетается в нём с детской невинностью и божественным началом, являя собой редкий союз – очаровательная картина гуманизма! О, приведите меня в помещение, наполненное подобными людьми, и я решу, что перенесся с земли в компанию высших духов.