Мария Конникова - Психология недоверия. Как не попасться на крючок мошенников

В действительности, как обнаружила Диан Кун и ее коллеги, все происходит совершенно по-другому. Сначала люди, из которых собрали импровизированную комиссию присяжных, прослушали аудиозапись вступительного и заключительного заявления, показания свидетелей и перекрестный допрос, произведенный защитой, а также инструкции судьи присяжным по делу «Штат Массачусетс против Джонсона». Фрэнку Джонсону предъявили обвинение в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Однажды он поссорился в баре с Аланом Колдуэллом. Обстановка быстро накалилась, Колдуэлл вынул бритву и угрожающе произнес: «Смотри у меня, Джонсон». В тот же день, ближе к вечеру, мужчины снова встретились в баре. Они решили выйти разобраться. Никто точно не знает, что произошло дальше, но итог совершенно ясен: Джонсон ударил Колдуэлла ножом, и Колдуэлл умер. Что произошло? Колдуэлл снова угрожал бритвой? Пытался ли Джонсон напасть на него или просто вытащил нож, чтобы показать, что он тоже вооружен? Сходил ли Джонсон после первой стычки специально домой, чтобы взять нож, и почему решил после этого вернуться в бар? Почему мужчины вообще вышли из бара вместе, если перед этим поссорились? Вопросов было гораздо больше, чем ответов.

Какой приговор вынесут присяжные, спрашивалось в поручении судьи. Какие факторы будут учтены? Есть ли какие-нибудь весомые доказательства? Насколько присяжные уверены в вынесенном решении? Есть ли повод полагать, что вердикт все-таки может оказаться ошибочным?

Процесс поиска решения, как выяснила Кун, радикально отличается от идеальной версии. Каждый из присяжных почти сразу сочинил собственную достоверную версию событий, спонтанно заполнив пробелы фактами, которые помогали вписать ее в итоговую картину. Как оказалось, их «факты» существенно расходились. «Колдуэлл первым ударил его по лицу, и он [Джонсон] упал на землю, потом Колдуэлл вынул бритву, – писал один из присяжных. – Он [Джонсон] думал, что он [Колдуэлл] собирается порезать его бритвой, поэтому ему пришлось вынуть рыболовный нож, чтобы защитить себя». Второй писал: «Потому что Колдуэлл угрожал ему несколько раз в течение дня и напал на него вечером. Так что он пытался защитить себя. Нож был у него с собой, потому что он собирался на рыбалку или что-то вроде того. Значит, когда тот вынул бритву из кармана и начал… понимаете, он просто пытался защитить себя, поэтому и вынул свой нож». Многие из этих «фактов» они додумывали сами. Но в их сознании сконструированная ими история выглядела вполне достоверно.

Менее 40 % участников, игравших роль присяжных заседателей, позаботились о контраргументах для своей позиции – а контраргументы, которые они все же представили, как спонтанные, так и подсказанные, были в большинстве случаев надуманными. Две трети просто представили доказательства в пользу другого приговора вместо доказательств, ставящих под сомнение вынесенный вердикт. Другими словами, по-настоящему опровергающие приговор доказательства в подавляющем большинстве случаев даже не были рассмотрены.

Более того, несмотря на то что четкого консенсуса относительно справедливости приговора не было (неоднозначность улик давала простор для разнообразных толкований), большинство присяжных заседателей были абсолютно уверены, что они выбрали единственно «правильный» приговор. Мнения разделились примерно поровну: 50 % присяжных склонялись к убийству в целях самообороны, 48 % – к убийству при отягчающих обстоятельствах. В обоих случаях около двух третей присяжных сообщали о том, что уверены либо совершенно уверены в своем выборе.

В исследовании Кун участвовали люди самого разного возраста, уровня образования, социального положения и профессии. Тем не менее все они проявили когнитивное искажение подтверждения: создали правдоподобную историю, для которой затем тщательно отбирали доказательства, ставили на подходящие места те детали, которые отвечали всем требованиям, и отбрасывали те, которые не вписывались в их картину. Трудно представить себе более высокую мотивацию к точности, чем у суда присяжных: их действия могут вернуть человеку жизнь или сломать ее. Но тому, кто выиграет дело, не нужно иметь более надежных доказательств – достаточно рассказать более яркую историю, которая произведет на присяжных более сильное впечатление. Хорошая история – или история, доказывающая, почему история другой стороны не стоит ломаного гроша, – может перевесить любые доказательства. Именно поэтому разбивка имеет такой успех и, вместо того чтобы закончить игру в тот же момент, переводит ее на следующий уровень. Мы уже слышали эту историю, и по горячим следам, пока мы еще не остыли после этапа убеждения, вступает в игру когнитивное искажение подтверждения: факты говорят о другом, но мы отмахиваемся от них и берем на себя еще больше обязательств. Мы слишком далеко зашли, чтобы объективно оценивать происходящее.

Мо Левин был легендой судебной защиты. На протяжении 1960-х годов, вплоть до самой кончины в 1974 году, он представлял десятки клиентов на судебных процессах в делах о нанесении телесных повреждений. У него был особый подход: он называл его концепцией «целостного человека». Нельзя травмировать только часть человека, утверждал он, от полученной травмы страдает весь человек, полностью. Жизнь после серьезной травмы никогда не станет такой же, как раньше. Эта философия накладывала отпечаток на его подход к ведению дела, и он заслужил репутацию одного из лучших ораторов своего времени. В известном деле о двойной ампутации, когда он пытался выиграть компенсацию для своего клиента, он закончил свое выступление такими словами:

Как вы знаете, около часа назад мы сделали перерыв на обед. Я видел, как судебный пристав-исполнитель пришел и пригласил всех вас пообедать в комнате присяжных. Потом я увидел второго защитника: мистер Горовиц отправился на обед вместе со своим клиентом. Судья и секретарь суда тоже пошли на обед. И я сказал своему клиенту: «Гарольд, почему бы и нам с вами не пообедать вместе?» Мы пошли в маленький ресторан на другой стороне улицы и пообедали там. ( Долгая пауза .) Дамы и господа, я только что обедал со своим клиентом. У него нет рук. Он вынужден есть, как собака. Благодарю за внимание.

Согласно отчетам того времени, он выиграл одно из крупнейших дел в истории Нью-Йорка.

Именно так и происходит разбивка. В ней главное не объективные данные, находящиеся у вас перед глазами, – свидетельствуют ли финансовые потери о том, что вы стали жертвой аферы, заслуживает ли увечье компенсации. Мо Левин мог бы найти в этой истории еще много эмоциональных фактов, так же как Стетсон и Спенсер могли представить Норфлиту убедительное оправдание любых потерь. Мошенник прекрасно умеет рассказывать истории, поэтому к тому времени, когда дело становится рискованным, он успевает занять выигрышную позицию и заставляет нас еще сильнее поверить в его выдумку, а не уйти, к чему подталкивает нас разум. Он не просто рассказывает оригинальную историю – он знает, как обратить в свою пользу даже самые неблагоприятные улики, как превратить их в свидетельство своей благонадежности и гениальности своей схемы.