Джордан Питерсон - Карты смысла. Архитектура верования

Путь – это и сама жизнь, и ее цель [24]. То есть жизненная стезя – это то, что встретилось на пути человека. Самая важная составляющая образа пути – это, по-видимому, изначально присущая или наследуемая возможность определять главную мысль или руководствоваться ею. Она находит выражение в извечной склонности человека сначала задаваться вопросом «в чем смысл жизни?», а затем искать на него ответ.

Центральное понятие пути лежит в основе проявления четырех особых мифов, или классов мифов, и дает в драматической форме более полный ответ на три вопроса, поставленных ранее: какова природа (смысл, значимость) текущего бытия? к какой (желательной) цели должно это состояние двигаться? и, наконец, каковы процессы, посредством которых нынешнее состояние может быть преобразовано в желаемое? Эти четыре класса мифов включают:

1) мифы, описывающие устойчивое состояние в настоящем или в прошлом (например, рай или тиранию);

2) мифы, описывающие проникновение чего-то аномального, неожиданного, угрожающего или многообещающего в это начальное состояние;

3) мифы, описывающие превращение ранее существовавшего устойчивого состояния в хаос из-за произошедшего аномального или неожиданного события;

4) мифы, описывающие возрождение стабильности (обретенный рай или возвращение тирании) из хаоса рухнувшего прошлого, дополненное знанием о существовании аномалии.

Рис. 2. Метамифологический цикл пути

Метамифология пути описывает некий способ, которым сначала создаются, а затем (при необходимости) полностью перестраиваются определенные представления (мифы) о настоящем, будущем и способе превращения одного в другое. Одним из примеров метамифа является традиционное христианское (и не только) представление о том, что человек утратил благодать и впал в нынешнее безнравственное, духовно невыносимое состояние, сопровождаемое желанием вернуться в рай. Поэтому вполне уместно сказать, что христианская мораль представляет собой некий план действий, целью которого является возвращение, приход или обретение (иногда в загробной жизни) Царства Божьего – идеального будущего. Мысль о том, что человек нуждается в искуплении – и что таким искуплением может стать обретение давно потерянного блаженства, – объединяет мифологии представителей очень разных и давно разделенных культур [25]. Эта общность возникает потому, что человек, исконно наделенный самосознанием, бесконечно страдает от жизни и вечно жаждет передышки.

Рисунок 2 схематически изображает круг бытия, который начинается и заканчивается в одной и той же точке формирования условного, но вполне определенного нравственного знания (верования). Веру легко подорвать , потому что она конечна, – то есть бесконечная тайна, окружающая человеческий разум, может в любую минуту разрушить временно устоявшиеся схемы действий. Например, детские привычки отлично работают в начале жизни; процессы созревания меняют условия существования, внося хаос в недавнее царство уверенности. Значит, пора не только пересмотреть план действий, но и переосмыслить цели, к которым такие действия могут привести, а также понять, с чем и с кем они соотносятся в настоящем.

Известное – то, что уже произошло, – защищает нас от неизвестного, от хаоса , то есть определенным и предсказуемым образом упорядочивает наш опыт. Неизвестное – хаос, от которого мы защищены, имеет свою собственную природу. Эта природа сперва воспринимается как эмоциональная значимость , а не как объективное свойство . Если мы следуем намеченному плану и вдруг случается что-то непонятное или непредсказуемое, мы сначала удивляемся . Это удивление, вернее, смесь опасения и любопытства, отражает инстинктивную эмоциональную реакцию человека на нежеланное происшествие . Появление чего-то неожиданного доказывает, что мы по определению не знаем, как себя вести, ведь мы убеждаемся в полноте знаний, только получая желаемое. Если мы оказались где-то и не знаем, что делать, мы (вероятно) попали в беду – мы можем узнать что-то новое, но опасность еще не миновала. Попав в беду, мы испытываем страх. Когда все вокруг знакомо, нет причин бояться. За пределами этой области известного царит паника. Именно поэтому мы не любим, когда нарушаются планы. Мы цепляемся за то, что понимаем. Но это не всегда срабатывает, ведь знаний о настоящем не всегда достаточно для того, чтобы сделать шаг в будущее. То есть мы должны быть в состоянии изменить уже осмысленное, даже с риском для жизни. Весь фокус в том, чтобы осуществить перемены и все же остаться в безопасности. Это не так просто. Когда изменений слишком много, они ведут к хаосу, когда их слишком мало – к застою (за которым последует хаос, когда наступит будущее, к которому мы не готовы).

Случайно окунуться в состояние хаоса – значит соприкоснуться с «силами, которые подрывают привычное устройство мира». Эмоциональные последствия такого столкновения могут быть воистину ошеломляющими. Именно поэтому люди стараются избегать внезапных «встреч с неизвестным» и готовы пойти почти на все, чтобы защитить неприкосновенность преданий, которые их оберегают.

Люди по природе своей готовы реагировать на необычную информацию – на новизну. Мы неосознанно переключаем внимание, испытываем сильные эмоции (сначала страх, затем любопытство) и импульсивно меняем поведение (сначала прекращаем текущие действия, затем начинаем активно исследовать сложившуюся ситуацию). Инстинктивная реакция зачастую (но не всегда) помогает нам учиться тому, как нужно себя вести. Это происходит – или происходило изначально – при столкновении с чем-то новым или непривычным.

Новизна есть противоположность известному, и эти понятия взаимозависимы. Более того, известное всегда условно, поскольку человеческое знание ограниченно. Условное знание, необходимое хотя бы для того, чтобы управлять чувствами, складывается из устоявшейся эмоциональной значимости настоящего, противопоставленной идеализированному, предполагаемому или воображаемому будущему состоянию. Мы оцениваем невыносимое настоящее в сравнении с идеальным будущим. Мы действуем, чтобы превратить то, где мы находимся, в то, где мы хотели бы быть.

Если людям удается воплотить планы в жизнь и изменить настоящее, они все равно остаются (образно выражаясь) в области известного. Когда же наши действия приводят к нежеланным последствиям – иными словами, когда мы ошибаемся, – мы попадаем в область неизвестного, где правят более древние эмоциональные силы. Совершая мелкие оплошности, человек меняет планы, но не отказывается от своих целей и сохраняет привычные представления об окружающей действительности. Катастрофические ошибки, напротив, заставляют нас пересматривать не только средства достижения желаемого, но и исходные позиции, и сами цели. Такая переоценка неизбежно сопровождается бурным выплеском эмоций.