Анатолий Андреев - Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен

Что-то не так с самим институтом экспертов (ангажированность, предвзятость, некомпетентность?) или существующие экспертные методологии (процесс обсуждения подменяет аналитику) в принципе не позволяют объективно оценивать происходящее?

Отсутствие внятных методологий – худшее, что может случиться с аналитикой. Мы движемся с выключенными фарами. В тумане (если не во тьме).

Куда? В каком направлении?

Как бы то ни было, нынешние элиты (сильные мира сего) не контролируют или слабо контролируют изменения, происходящие в мире. Действуют интуитивно, бессознательно. В режиме оперативного реагирования. Горизонт планирования – не дальше своего носа. Они не творят историю. Похоже, вляпываются в нее.

Собственно, все как было всегда. Ничего нового. Как бог на душу положит. Только вот в Бога они не верят. Они верят в право силы.

COVID-19 как «черный лебедь», как модель честной, невыдуманной глобальной угрозы спровоцировал честные, непроизвольные реакции элит. Некоторые из них забавны и поучительны.

Поскольку пандемия идет рука об руку с мировым экономическим кризисом (многие говорят о пандемии как о триггере, о «спусковом крючке» такого кризиса), проблемы экономические обнажают социальные механизмы, в обычное время скрытые от глаз непосвященных. В частности, многим, в том числе и мне, пришлось столкнуться с таким неприятным следствием любого экономического кризиса, как урезание зарплат.

Само по себе явление было хоть и неприятным, но ожидаемым и предсказуемым. Самым интересным оказался механизм урезания зарплат. Оказалось, что вопрос механизма урезания зарплат является не просто общим морально-социальным вопросом, но и вопросом философии лидерства. Вопросом самочувствия элит. Что имеется в виду?

Недовольство моих коллег фактом урезания зарплат было очевидным, но безадресным: невозможно было понять, кто конкретно отдает приказ об обидном и несправедливом сокращении зарплат. Какой-то Гудвин, Великий и Ужасный, мифический персонаж, знать о котором положено всем, но видеть которого не положено никому. Работать приходится все больше, а платит этот Кто-то, наложивший свою лапу на финансовые ресурсы (почему? по какому праву?), все меньше.

Почему этот Кто-то не покажет своего лица?

Почему он строит козни исподтишка, инкогнито?

Прорисовывалась феодальная модель лидерства. Лидер упорно не назывался, он находился в тени, хотя все прекрасно знали, о ком идет речь. Руководитель, официально назначенный какими-то государственными структурами, был еще и теневым лидером, «крестным отцом» в известном смысле. Все чувствовали: если на него будет указано пальцем как на виновника наших проблем, его фигура перестает быть сакральной.

Кто-то, олицетворяющий власть, не считал нужным снисходить до объяснения своих действий, а его подданные-подчиненные боялись указать на него пальцем, негодуя при этом от унижения. Самое интересное: все были бы готовы к тому, чтобы пойти на сокращение зарплат и, естественно, на понижение жизненного уровня, если это вызвано причинами объективными – тем же экономическим кризисом, например. Выйди к людям, объясни, что к чему, – и получай моральное право на дальнейшую эксплуатацию подчиненных. Тебя зауважают. Но нет: лидеру наплевать было на моральное право и на уважение; если бы он повел себя как хрестоматийный демократически избранный лидер, ставя себя в малейшую зависимость от людей, он перестал бы быть лидером. Все это чувствовали.

Интересная модель. Как объяснить ее жизнеспособность во вполне современном демократическом обществе?

Дело в том, что, очевидно, лидерство сегодня подразумевает следующее (или так: непременно «по умолчанию» включает в себя следующую позицию): быть лидером – значит получить право на несправедливое присвоение материальных благ, на перераспределение благ в свою пользу, наглое и беззастенчивое. Люди смотрят на лидерство как на юридически законный, но с человеческой, с моральной точки зрения незаконный и несправедливый инструмент распределения благ.

Быть лидером – вроде бы почетно, как бы престижно, но при этом точно аморально.

Лидер = всегда отчасти узурпатор. Матерый хищник. Слово «пахан» произносить не хочется. Его не уважают, но боятся. «Боятся – значит уважают»: так говорят о себе сами лидеры, перехватывая нравственную повестку. Но их не уважают. Боятся. Есть разница.

Короче говоря, быть лидером – значит быть плохим. Не то чтобы совсем уж «плохим парнем», бандитом, но плюющим на справедливость и всякие священные заповеди с высокой колокольни, это как минимум.

Быть хорошим и быть лидером – это неизвестная, непостижимая и нереалистическая история. В это никто не верит. Сказки про «хороших ребят у власти» популярностью не пользуются. Поскольку в лидерах нуждаются, их принимают такими, какие они есть: плохими, хищными.

Да, мы имеем таких лидеров, которых заслуживаем; но и лидеры имеют те проблемы, которые заслуживают. Управлять теми, кто тебя презирает и для кого у тебя нет хороших новостей, – так себе удовольствие.

Эпохальный запрос – на умного лидера: такую повестку формирует в том числе и моя книга.

Открывается Окно Возможностей (не путать с Окнами Овертона). Это очевидно всем, кроме трещащих без умолку экспертов-аналитиков, отрабатывающих свой хлеб по правилам сильных мира сего: видеть и слышать только то, что хочется видеть и слышать – для того чтобы навязывать свое видение всем остальным в качестве «объективного».

Все это укрепило мою уверенность в том, что у моей книги есть шанс превратиться в книгу .

Самая большая иллюзия заключается в том, что люди понимают друг друга. Стоит сказать «изменения назрели» или «идеи», и кажется, что все согласно закивали головой, все поняли, о чем речь.

На самом деле люди разговаривают хоть и на одном языке (русском, английском и т. д.), но на разных культурно-информационных уровнях. По сути – на разных языках.

И проблема эта настолько важна, что именно с нее я начну свою книгу.

На каком языке написана моя книга?

На русском, да, с этим согласится каждый. Но на каком уровне понимания она написана, на каком уровне предлагается обсуждать проблемы, которые волнуют всех? Чтобы не получился разговор слепого с глухим, надо выработать общий язык, надо договориться о базовых терминах и понятиях языка.

Сейчас я объясню, как устроен язык моей книги.

Давайте начнем с того, что всем нам хорошо известно из практики общения. При общении собеседники часто произносят одни и те же слова, смысл которых, как представляется, очевиден; однако при более детальном рассмотрении вопроса выясняется, что они вкладывают в свои слова совершенно разный, часто противоположный смысл.