Александр Кох - Разговор со страхом

– Не соглашаюсь с той белибердой, которую ты несёшь.

– Хорошо. А ещё?

– Больше ничего.

– А вот и неправда. Ещё ты нервничал, когда, как ты говоришь, не соглашался с моей белибердой.

– Допустим.

– Чего ты так нервничал?

– Потому что ты не прав.

– Прекрасно. А если я тебе сейчас скажу, что Земля квадратная, ты тоже разволнуешься и будешь наматывать круги по комнате?

– Нет, конечно!

– Почему? Я же снова буду неправ!

– И что? То, что Земля круглая, касается меня в меньшей степени, чем то, о чём ты говорил.

– Ладно, эгоист, зайдём с другой стороны. Мне кажется, ты агрессивен.

– Я? Ни в малейшей степени!

– Помнишь, как в детстве ты об своего соседа Петеньку лопатку сломал?

– Это было тысячу лет назад. И чуть ли не единственный момент за всю мою жизнь, включая сегодняшний случай. Ты пробрался ко мне в квартиру, а Петька мое ведерко разбил – я засмеялся. – Так что всё по-честному.

– Хорошо, а почему ты сейчас по комнате не забегал?

– А зачем? Ведь я прав – сказал я и осёкся.

– Это я и хотел доказать. Видишь, как просто: ничьи необоснованные обвинения никогда тебя не заденут, а значит, и не заставят нервничать. И совсем другое дело, когда тебе озвучивают то, в чём ты не уверен или сомневаешься. Особенно когда сам себе в этом не признаёшься.

– Хорошо, даже если я соглашусь с тем, что от меня ничего не зависит…

– Сынок, мне кажется, что ты только что сам себе поставил условие.

– Какое?

– «Если я соглашусь» – передразнил Страх. – Можешь не соглашаться, мне-то что за дело? Давай оставим всё как есть: ты в рамках, а я в дамках. Меня устраивает.

Он поудобнее откинулся в кресле.

– А если меня это не устраивает?

– Слишком много «если», приятель. Если соглашусь, если не устраивает… «Я соглашусь играть этот матч, если мне заплатят миллион долларов, дадут лучших в мире игроков, а в соперники поставят «Динамо-Задрищенск». Круто было бы, конечно, правда, сдаётся мне, с такими условиями тебя бы попросту послали. А чем жизнь хуже футбола? Почему она должна принимать твои условия? Запомни, дорогой: чем больше условий ты себе выставляешь, тем меньше шансов начать игру.

– И с кем же я должен играть?

– Меня не устраивает слово «должен». Тебя никто не заставляет и не принуждает. Ты свободен в своём выборе: делай что хочешь, хоть ничего. Я не в накладе.

– Ты не ответил на вопрос.

– Может, сам попробуешь? Или мне до твоей старости всё разжёвывать и в рот класть?

Наступило тягостное молчание. Я не знал, что ответить, мысли водили беспорядочный хоровод у меня в голове, а тишина и присутствие моего гостя давили своей тяжестью. В который раз за сегодняшний вечер я ощутил полнейшую беспомощность. Да, я хотел разобраться со своей жизнью, но даже предположить не мог, что я в ней настолько некомпетентен. Слова, которые говорил мой Страх, летели в меня как пули, и били в самые незащищённые места. Откуда у меня их столько?

– Я не хочу играть. Я хочу жить – после этих слов мне стало чуточку легче. Страх оставался невозмутим.

– Мне казалось, я достаточно неплохо разбираюсь в том, что со мной происходит. Теперь… Теперь я не знаю, что делать. Знаешь, как маленький ребёнок, оставшийся один, без родителей, на оживлённой улице. Он и раньше видел эту улицу, гулял по ней со взрослыми, всё было здорово – и вдруг, стоило убрать лишь одно условие – старших рядом, как становишься жалок и беспомощен. Куда идти? Где искать своих? И хочется просто орать от безысходности, потому что даже прохожим плевать на тебя, они как шли, так и идут по своим делам. Потом родители возвращаются и вроде всё в порядке, но эти чувства – брошенности и ненужности, никуда не уходят, они остаются, просто ты не думаешь о них, забываешь. Но что-то внутри тебя не забудет этого никогда. Сейчас я испытываю нечто подобное.

– С той только разницей, что ты не ребёнок.

– Что-то мне не легче от этого.

– Как думаешь, какая основная разница между тобой и ребёнком?

– Никакой – засмеялся я.

– А если подумать?

– В отличие от ребенка, я смогу найти дорогу домой на незнакомой улице.

– Да, но не это важно. Главное – ты можешь позаботиться о себе сам. Сам, понимаешь? Тебе не нужно ждать, пока кто-то соблаговолит уделить тебе внимание. Ты можешь сделать это самостоятельно, не прибегая к посторонней помощи.

– Звучит обнадёживающе, но если у меня нет сил на самого себя?

– А с чего ты взял, что они есть у других? Даже если есть, почему ты думаешь, что они будет тратить их именно на тебя? Возможно, у них есть дела поважнее, чем ты и твоя унылая физиономия.

– Не особо радостно от этой мысли…

– А ты думал! Добро пожаловать во взрослую жизнь! Сколько выросших мальчиков и девочек бегает в поисках капельки внимания? Ты не одинок в своих стремлениях.

– Но если мне нужен рядом другой человек!

– Для чего? Сопли тебе вытирать? Хорошо, коли сыщется такой человек. А если нет, что тогда? Сядешь на задницу и начнёшь рыдать? Взывать о помощи? Надеяться, что кто-нибудь, увидев твои страдания, расчувствуется и подойдёт?

– Я как-то не думал об этом.

– Так пришла пора подумать, сынок! Очнись! Сними розовые очки! Тебе уже не пять лет! Ты взрослый, более-менее состоявшийся человек, а ведёшь себя как ребёнок! Чем больше надежд ты будешь возлагать на других, тем меньше сил у тебя останется на себя.

– Как такое возможно?

– «Тётя Маша меня пожалеет, дядя Вася мне поможет, сосед Коля мне подскажет, коллега Вика мне подсобит, начальник поймёт, а родители, чуть что, дадут денег». Именно к этому ты сейчас пытаешься свести себя – к жизни среднестатистического неудачника, целиком зависящего если не от окружающих, то от обстоятельств.

– То есть ты ведёшь меня к мысли об абсолютной самостоятельности? – на мгновение мне показалось, что я наконец нашёл уязвимое место в его рассуждениях.

– Любишь же ты бросаться из крайности в крайность. Абсолютной самостоятельностью не обладает даже президент, что уж говорить о вас, простых смертных. Твоя самостоятельность всегда ограничена другими людьми или жизнью. Но – Страх поднял вверх указательный палец, – одно дело, когда эти ограничения естественны, и совсем другое – когда ты создаёшь их сам.

– Не совсем понял – сказал я, слегка разочарованный тем, что он снова не дал мне возможности почувствовать себя хоть в чём-то правым.

– Бывают ситуации объективно выше тебя: смерть, война, эпидемия. Здесь ты вынужден принимать решения в строго заданных жизнью рамках. Можно захотеть сказать близкому, что любишь его, но – увы и ах, поезд ушёл, он умер, ты опоздал. Само собой разумеется, что здесь от тебя ничего не зависит, ты заложник этого обстоятельства, ведь близкого не воскресишь. А вся остальная жизнь – в зоне твоего влияния. Если ты, конечно, захочешь.