Генри Ким - Четыре серых цыпленка Мистера А

Вчера вечером он намазал бородавки раствором чистотела, не подозревая, что это растение может сделать с кожей. Через несколько минут после процедуры пальцы ног зверски защипало, будто кто-то десятками игл проткнул все болячки разом. Почти всю ночь Рим не мог заснуть, ворочался, но не решался смыть адское средство: очень хотелось избавиться от случайно подхваченных в общественной душевой болячек, которые теперь раздулись огромными кратерами вокруг обугленной кожи.

Кожа у девушки, кстати, что на лице, что на руках, хоть и лоснилась, но выглядела приятной и мягкой, а пальцы приемлемой длины совсем не напоминали паучьи лапки. Помимо зубов и манеры выскребать йогурт со дна баночки языком, она, пожалуй, являлась самым приятным человеком в очереди, и потому Рим наблюдал за ней. Пальцы руки скребли по пальцам ноги, доставляя неимоверное удовольствие, и Рим остановился лишь тогда, когда увидел на ногтях кровь. Натянув обратной стороной носок и обув ботинок, он вытер руки о штаны и занял более удобную позицию для наблюдения. Более-менее прилично одетая, с кулоном знака зодиака на шее и перчатками с лисятами на коленях, она обедала или завтракала, пока остальные просто сидели, уткнувшись в смартфоны и журналы.

«Заработай».

«Вакансии».

«Работа тут».

«Любая работа».

Заголовки пестрели в пожелтевших от сигарет и исцарапанных руках, от нечего делать пролистывающих броские страницы. Журналы по трудоустройству светились рекламными предложениями и каталогами товаров, и свет от них отражался на лицах присутствующих. Он словно бы въедался в их и без того жёлтую кожу.

Парадокс: именно те люди, которые не могут позволить себе лишние траты, покупают лишние вещи. Листами, разворотами страницы пропадали в карманах ожидающих, некоторые из которых заказывали доставку чудо-товаров прямо из очереди, звонили жёнам, мужьям, рассказывая о чудо-предложениях, и, слушая брань в ответ, матерились и сбрасывали. Сглатывали. Хавали.

Те предложения, что втюхивали им.

Ту агрессию, что сливали на них.

Те взгляды, которыми на них смотрели окружающие.

Люди с лицами цвета больничного горшка старались выглядеть очень занятыми, непривыкшими распинаться по пустякам.

– Алло! Люся! Короче, я тут прочитал в газете, что золото скоро подорожает. Золото, говорю, подорожает! Короче, ты это… Ну его диван этот, ты цацки свои пока не продавай, я рейку прибью новую, ещё будет держаться. Алло! Люся? Не трогай брюлики, твою мать, я сам отнесу! Не трогай, тебя же там… обманут, как пить дать! В золото, говорю, будем вкладываться, дура!

Девушка в серой шапке, в отличие от вперивших взгляды в орущего господина людей, даже не глядела по сторонам, всецело посвятив себя облизыванию крышечки йогурта. Словно кошка, только с толстым лицом и нарумяненными милыми щёчками, пухлыми ручками с короткими пальцами и глубоким вырезом на ягодной кофте, выглядывающим из-под расстёгнутой куртки, она покачивала головой и мурлыкала от потребляемого ей лакомства. Достав из сумочки книгу, девушка прижала обложку к ноге так, что увидеть название не представлялось возможным, и перелистала почти до конца все страницы.

«Наверное, – предположил Рим, – она тоже часто сидит в очередях».

Крупный мужчина, расположившийся напротив девушки, в рубашке с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами, открывающими невинное детское, но расчёсанное красное тело, словно он носил свитер на голую кожу, протянул девушке платок, чтобы она вытерла подбородок. Она сделала это так сексуально, что мужчина покраснел ещё больше.

Входная дверь резко открылась, и в приёмный кабинет «Центра занятости населения» ворвалась, словно ветер, выбивающий створчатые окна в штормовую ночь, работница кабинета с пакетом еды из близлежащего кафе. Люди заёрзали на стульях, побросали журналы, затеребили в руках справки, которые могли их денежно вознаградить, и по всему коридору нестройным хором разнеслись возгласы в духе «наконец-то» и «сколько можно ждать». Почти все навострили носки ног в сторону вновь обретшего жизнь кабинета, и гул задрожавших коленок защекотал барабанные перепонки в ушах. Волоски внутри закачались волной, а напряжение в помещении возросло – кто угодно мог пролезть без очереди, и каждый был готов его остановить. Воздух наэлектризовался. Все были на взводе. Мамаши в растянутых майках покрепче прижали к грудям младенцев, мужчины с вдавленными в череп глазами нахмурили брови, дети под яростными взглядами родителей перестали ползать под диванами и спустились с потолка. И только девушка с жёлтыми зубами, серыми волосами, в расстёгнутой куртке мерно покачивала носком полусапожка, устремлённого в потолок.

Возбуждённые посетители следили за работницей, и та, вероятно, чувствовала себя неловко под пристальными взорами крысиных глазок. Она не переставала взмахивать руками, перебирать папки с документами, шуршать бланками. Её коллега, её зеркальная копия, брюнетка в строгой одежде с волосами в пучке, собиралась обедать и набирала кипяток из кулера в кружку. Женщина нервничала, её кожа становилась влажной под пронзающими копьями глаз, словно она всем телом нависала над дымящейся кружкой. Она никогда, сколько раз Рим сюда ни приходил, не работала с людьми, только с бумагами, но людские взгляды впивались в неё жёлтыми клыками, сдавливая дёснами до синяков на коже, всем своим видом, поведением, эмоциями на лице, даже мыслями осуждающими вздорную, несносную и бог знает ещё какую девушку за то, что она решила пообедать.

Этим людям плевать на то, что у девушки законный перерыв. Им плевать, что её работа вообще никак не зависит от продвижения очереди. Безумные глаза вгрызаются в булочку, вытащенную женщиной из бумажного пакета, принесённого коллегой, быстрее неё, испепеляя её глазами до состояния уголька – наверняка затем, чтобы у работницы разыгралась изжога; безумные глаза ненавидели её за то, что между посетителями и едой она выбрала еду.

Этим людям плевать на заботы женщины, они хотят продлить документы о своей несостоятельности, хотят и дальше получать чеки, на которые будут кормиться сами.

– Посмотрите, какой я жалкий, мне тяжело жить, меня не берут на работу. Государство должно обо мне позаботиться.

– Извините, а вы не пробовали отмыться?

Сухой старик с кольцами вен на руках молол во рту невидимый кусок теста и смотрел на работницу. Честное слово, нужно иметь железные нервы, чтобы мочь есть под таким давлением.

Женщина, собиравшаяся трапезничать, видимо, не выдержав атаки ветхой беспомощности, с кружкой в руке отвернулась к окну, а другая объявила: «Следующий». Десятки ног разогнулись вмиг, слишком быстро поднимая сотни килограмм. Что есть силы Рим сжал зубы – ему почти физически стало больно от того, как затрещали кости в десятках коленей, и он почувствовал, что давно не посещал стоматолога. Один из подскочивших нырнул в кабинет, остальные поднявшиеся встали друг к другу так тесно, что соприкасались телами, будто горошины в стручке. Только разогнув как следует спины, очередные тяжело вздохнули, наполняя помещение ужасными запахами недельных завтраков, пота и гнили. Худосочные старики, безрукие инвалиды, загипсованные калеки, дети, жмущиеся к родным и чужим ногам, – большая часть присутствующих выстроилась в линию, давая передохнуть сидениям, стремящимся отдышаться, пока предоставляется возможность. Рим и девушка с пустой коробочкой йогурта остались сидеть на своих местах.